Падшие - Михаил Головачев

рюкзак на кровать, некогда принадлежавшую погибшей сестре. Большего святотатства, казалось, невозможно сотворить. Лишь знание о распоряжении Настоятеля и форс-мажорных обстоятельствах позволило проглотить и подавить поднявшуюся горечь гнева.

– Слышал, сестра Норна трусливо отсиживается в Покинутом городе? – язвительно произнес Деймон.

– Так велел Настоятель. К тому же у нее есть свои причины, – оборвал его Ост. Экзоскелет проскрипел механизмами, брат тяжело опустился на дальнюю койку.

– Как и у тебя – защищать сестру несмотря на то, что именно она своим безрассудным поведением испортила тебе существование? – Дознаватель всеми способами пытался спровоцировать конфликт.

Для злости у него была причина. В последнее время Настоятель частенько поручал допрос пленных еретиков мне. С чистыми руками, не слушая в свой адрес вопли и проклятия, мы узнавали истину. Ментальные способности дарили ордену необходимую информацию быстро и бескровно. Все реже я становилась боевой единицей, пребывая на Станции в относительном покое и полной безопасности. Настоятель берег своего личного кукловода. И это не давало душе Деймона покоя.

Все реже утолялась его жажда крови. Вместо привычных его больному разуму изуверств дознаватель выполнял приказ о ликвидации простыми, бесхитростными способами. Ярость, зависть и праведный гнев бурлили в душе брата. Он все чаще проводил время в молитве, усмиряя желания. В бою же оставалось лишь посочувствовать тому еретику, который, на свою беду, повстречался Деймону на пути. Дознавателя можно понять – какая-то выскочка без памяти и с сомнительной историей с легкостью заставила его подвинуться с облюбованной должности.

Однако в отличие от него я не получала удовольствия от новой роли. Темные секреты и тайны неверных, открывавшиеся моему разуму, порой надолго застревали в голове, являлись в кошмарах и не давали сомкнуть глаз тревожными ночами. Все больше сомнений зарождалось в душе. Все ярче являлся в видениях запретный образ подарившего однажды мне право жить.

Я искала его без ведома клана. Какая-то незримая сила толкала во чтобы то ни стало разыскать того сталкера со шрамом на щеке. Казалось, нас связывает нечто большее, чем просто спасение. Суровые правила «Возмездия» грозили жестоким наказанием каждому, кто восстанет против них. Однако тот человек смог воспротивиться приказам.

– Я еще здесь, брат. Ты знаешь, я никогда не нарушу волю Настоятеля. – Мне пришлось собрать все силы, чтоб не ответить слишком резко.

– Да, наслышан. Наше юное дарование никогда бы и не подумала хотя бы раз в жизни пойти против обычаев ордена, – язвительно поддел Деймон. Внутри похолодело. Неужели он знает о том, что я так тщательно скрываю?

Еретик… странный человек. Его суть равна нашей, но на руках уже слишком много крови. Однако он прощен и избран Зоной. Вопреки этому он отчего-то желал увести меня с истинного пути. Поступок его благороден, но мысли порочны, а намерения неведомы.

Поговорить о само́й рискованной цели с Настоятелем не хватало мужества. Пусть глава ордена мудр и никогда не принимает поспешных решений, но даже мне не дано предугадать его реакцию на главную тайну, имеющую исключительно исследовательский интерес. Неприемлемую для верных Обелиску.

Вдруг я ошибаюсь? Не раз доводилось видеть, как еретики, почуяв ледяное дыхание неизбежной гибели, пытались обвести нас вокруг пальца. Делали вид, что уверовали и прозрели. Попытки отсрочить неотвратимое чаще всего оказывались провальными. За ложь в глаза чадам Обелиска неверного ждал куда более трагичный и мучительный конец.

– Что за шум, а драки нет? – в дверях показался брат Лео.

Обстановка накалилась сильнее. Не могу вспомнить почему, но этот пехотинец с механическим имплантом глаза одним своим присутствием раздражал Деймона до зубовного скрежета. Впрочем, и сам дознаватель этого тоже никак объяснить не мог.

Наравне с агрессивным собратом я также принимала участие в церемонии имянаречения этого невероятно сильного человека: ведомый отчаянием и болью, покалеченный еретиками и до глубин души напуганный, Лео пришел к единственно верному пути – к Обелиску.

Страшная болезнь брата не исчезла насовсем, но трусливо отступила перед талантами и опытом медиков и самой Зоны. И лишь за одно это Лео был готов навсегда присягнуть ордену, не требуя ничего более взамен.

Деймон отвернулся, не удостоив брата и взглядом.

– Здравствуй, брат. Ты к нам пятым? Ну-ну, в тесноте да не в обиде, – улыбнулся Гарм.

– Не, я за стенкой теперь обитаю. Решил вот с соседями пообщаться…

– Вот и иди. И без тебя не продохнуть, – буркнул Деймон. Что же такого ему успел сделать этот новичок, сражающийся за дело Обелиска не менее яростно, чем опытные ветераны?

– Так, парни, раз пошла такая история, я, пожалуй, на боковую. Шутка ли, почти двое суток на ногах! Если кто-то останется к завтраку – разбудите.

Я развязала берцы и уже было потянулась к застежке на комбинезоне, как вдруг остановилась. Появляться в неглиже перед кем-то из братьев, кроме врачевателей, запрещали строгие правила ордена. И как же быть теперь, когда мы вынуждены жить на одной территории?

Гарм сообразил первым. Крикнув «Не смотрю!», он уткнулся лицом в подушку, для верности закрыв глаза руками. Ост тоже тактично отвернулся. И лишь Деймон продолжал размещаться, будто плевать он хотел на правила.

– Брат, не будешь ли ты так любезен?.. – вежливо и осторожно начала я.

– Думаешь, мне есть до тебя дело? – проворчал Деймон.

– О Великий Обелиск! Брат, сколько еще будешь дуться? Если важно, старший дознаватель все еще ты, а не я. Не по своему желанию я копаюсь в мозгах неверных.

– Ты слишком много о себе возомнила, Пророчица, – в голосе дознавателя зазвенела сталь. – Думаешь, я не имею понятия, где ты переходишь границы дозволенного? Твой дар – не талант, а проклятие! Преступление против заповедей Зоны! Поверь, ты еще не раз убедишься, что я прав. И горько об этом пожалеешь.

– Спокойно, брат, – примиряюще вмешался Ост. – Случившегося не изменить. Сестра благоразумна. Она обойдется со своим даром лишь во благо Зоны и Обелиска.

Деймон ничего не ответил, молча покинув комнату. Наконец без лишних свидетелей я смогла скинуть броню, переодевшись в привычный серый камуфляж.

Забравшись под одеяло, я ожидала наступления долгожданного сна, но отчего-то привычный ко всему организм упрямо отказывался отдыхать.

Шаги и гомон в коридоре, присутствие людей вокруг не позволяли расслабиться. И вновь приходилось обманывать себя. Как бы ни хотелось увериться в том, что гневные слова брата – всего лишь бессильная угроза, некая тревога все равно играла на струнах души.

Мама-Зона, покинувшая одинокие пустые сны, научила меня многому. Чувствовать и понимать, казнить и миловать, смотреть на несколько шагов в будущее, не забывая о прошлом.

Настоятель верил мне, потому что верил Ей. Но не всегда принятые во