Бледный король - Дэвид Фостер Уоллес

расстановке этих частей было показать хронологию. В некоторых случаях она критически важна для разворачивающейся истории; в других – это вопрос темпа и настроения: например, длинные и серьезные главы я прослаивал короткими и комичными.

У центрального сюжета романа нет четкой концовки, и неизбежно возникает вопрос: насколько текст вообще завершен? Сколько всего там еще могло бы быть? Без подробного плана с обозначением ненаписанных эпизодов и рассказов сказать невозможно. Отдельные заметки Дэвида намекают, что он не планировал роман намного дальше представленных здесь глав. В одном месте говорится, что роман – это «серия начал, после которых ничего не происходит». В другом отмечается, что есть три «главных игрока… но их самих мы никогда не видим, только их помощников и пешек». Хотя при этом намекается, что на протяжении романа «грозит произойти что-то серьезное, но так и не происходит». Все это поддерживает теорию, что видимая незавершенность романа на самом деле нарочитая. Первый роман Дэвид оборвал на полуслове в диалоге, второй – ответив на крупные вопросы сюжета лишь по касательной. Один персонаж «Бледного короля» рассказывает о своей пьесе: в ней человек просто сидит за столом и молча работает, пока публика не расходится, и только тогда начинается сюжет. Но, продолжает он, «с сюжетом я так и не определился, если он вообще есть». В разделе «Примечания и ремарки» в конце я привел некоторые выдержки Дэвида о персонажах и сюжете. Эти заметки и цитаты из текста намекают на направление и итоговый вид романа, но лично мне не кажутся определяющими. Я уверен, что Дэвид только исследовал свой мир и еще не придал ему окончательный облик.

Текст отредактирован только поверхностно. Одной моей задачей было унифицировать имена персонажей (Дэвид то и дело придумывал новые), а также названия, должности и прочую фактологию. Другой – исправить очевидные грамматические ошибки и повторы. Некоторые главы рукописи озаглавлены как «нулевые черновики» или «свободное писательство» – так Дэвид называл свои первые пробы, – и в них встречались примечания в духе «урезать следующий черновик на 50 %». Иногда я что-то вырезал ради сохранения смысла или темпа либо чтобы выбрать концовку главы, которая обрывалась без завершения. Главной задачей при композиции и редактуре было устранить случайные помехи и путаницу, чтобы читатели сосредоточились на важных вопросах, поднятых Дэвидом, и сделать сюжет и персонажей как можно понятнее. Полный черновик и весь материал, из которого собран роман, доступны для публики в центре Гарри Рэнсома при Техасском университете, где хранятся все документы Дэвида Фостера Уоллеса.

Дэвид был перфекционистом высшей пробы, и нет никаких сомнений, что, если бы он не умер и сам дописал «Бледного короля», тот выглядел бы совсем иначе. В главах часто повторяются слова и образы, которые он бы наверняка пересмотрел: например, вряд ли бы так часто встречались слова «приколюха» и «пилить». Как минимум у двух персонажей есть перчаточные куклы доберманов. Если бы Дэвид закончил «Бледного короля», эти и десятки других повторов и черновых оплошностей были бы исправлены и вычитаны. Но он его не закончил. И выбирая между публикацией незаконченного текста или отправкой рукописи в библиотеку, где ее станут читать и комментировать только ученые, я не колебался ни секунды. Это блестящее произведение даже в незавершенном варианте, оно исследует некоторые серьезнейшие трудности нашей жизни – и это невероятное художественное начинание. Дэвид хотел написать роман об одних из самых сложных тем в мире – о печали и скуке, – причем роман драматичный, смешной и очень трогательный. Все, кто с ним работал, отлично знают, что он не показывал работу миру, если она не отвечала его жестким стандартам. Но вот у нас есть его незаконченный роман – как же в него не заглянуть? А Дэвид, увы, уже не сможет нас остановить – или простить.

Майкл Питч

Мы заполняем существующие формы и, заполняя, меняем их и меняемся сами.

Франк Бидарт. Борхес и я

§ 1

За фланелевыми равнинами, и асфальтовыми графиками, и городскими горизонтами косой ржавчины, и за табачно-коричневой рекой с рассыпанными на воде под плакучими ивами монетками солнечного света, к месту за лесополосой, где истошно шкворчат от полуденного жара невозделанные поля: сорго, марь белая, леерсия, смилакс, сыть, дурман, дикая мята, одуванчик, щетинник, мускат, шипастая капуста, золотарник, будра, канатник Теофраста, белладонна, амброзия, овсюг, вика, трава мясника, выпяченный горошек добровольцев – все легко покачиваются на утреннем ветерке, напоминающем нежную руку матери на твоей щеке. Стрела скворцов из ветроломной полосы тростника. Блеск росы, которая никуда не девается и па́рит весь день. Подсолнух, еще четыре, один поникший, и лошади в отдалении, оцепеневшие и неподвижные, будто игрушки. Всё кивает. Электрический стрекот деловитых насекомых. Солнечные лучи цвета эля, и бледное небо, и завитки перистых облаков так высоко, что не отбрасывают тени. Насекомые все время за делом. Кварц, и роговик, и аспид, и хондритовые царапины железа в граните. Очень древний край. Оглядись. Трепещет горизонт, бесформенный. Все мы братья.

Затем – вороны, три-четыре, не стая, на крыле, безмолвные и целеустремленные, – на кукурузу за проволочной оградой пастбища, где одна лошадь обнюхивает сзади другую: ведущая любезно поднимает хвост. В росе отпечатан бренд твоей обуви. Люцерновый ветер. Носки в репьях. Сухое царапанье в канаве. Ржавая проволока и покосившиеся столбы – скорее символ ограничения, чем ограда как таковая. ОХОТА ЗАПРЕЩЕНА. Шипение межштатного шоссе за ветроломом. Вороны торчат на пастбище под разными углами, переворачивают лепешки в поисках червяков, чьи отпечатки в вывернутом навозе запекаются на солнце весь день, пока не затвердеют и не превращаются в крошечные пустые линии в рядах и врезанных загогулинах, незамкнутых, потому что голова никогда не соприкасается с хвостом до конца. Читай их.

§ 2

Потом из Мидуэя Клод Сильваншайн вылетел в Пеорию на каких-то «Региональных линиях „Консалидейтед Траст“» – жутком самолете на тридцать семь посадочных мест, где пилот с прыщами на шее под затылком просто отгородился от салона грязной занавеской, а обслуживание представляло собой пошатывающуюся девушку, подающую орешки, пока хлебаешь пепси. Место Сильваншайна было у окна где-то в 8 ряду, у спасательного выхода, рядом со старушкой с обвисшим подбородком, которая, несмотря на все немалые усилия, не могла открыть пачку. Основное балансовое уравнение A = L + E [1] можно переделать во что угодно: от E = = A – L и далее. Самолет перекатывался на восходящих и нисходящих потоках воздуха, как ялик на ветру. В Пеорию летали только