Худший корабль во флоте - Скайлер Рамирез

делали их практически бесполезными в бою с противником крупнее мусоровоза. Да и то, для верности желательно было, чтобы мусоровоз уже имел повреждения и шел на автопилоте — это хоть как-то уравнивало шансы «Посейдона».

«Персефона» была старухой еще в те времена, когда я выпускался из Академии. И репутация у нее к тому времени уже сложилась. Какое бы назначение ни получали мы с однокурсниками на свою первую практику после выпуска, присказка всегда была одна: «Что ж, могло быть и хуже. По крайней мере, не на „Персефону“».

Хуже того, «Персефона» была таким маленьким кораблем с таким крохотным экипажем — даже при полной загрузке на «Посейдоны» вмещалось всего две дюжины человек, — что капитанского мостика там был достоин в лучшем случае лейтенант-коммандер. А я был полным капитаном.

Посыл был ясен. Флот хотел избавиться от Брэда Мендозы. Но меня не собирались просто списать, позволив мирно кануть в небытие. Меня хотели унизить на прощание.

Я по-прежнему молчал, и, когда я так и не клюнул на наживку, чеширская ухмылка Олифанта наконец сползла с его лица. Это была маленькая победа.

— Вон, — наконец бросил он. — Чтобы через час тебя уже не было на планете, курс на Герсон. Свободен.

Я поднялся. Кое-как отдал честь — от оцепенения у меня не осталось сил ни на почтение, ни на дерзость — и повернулся, чтобы уйти.

— Ах да, Брэд… — его голос заставил меня замереть на месте. Я обернулся и встретился с тяжелым взглядом старика. — Перестань звонить Карле. Она больше знать тебя не хочет. Понял?

Я не нашел слов и лишь молча кивнул, после чего снова повернулся к выходу. Паршиво, когда один из высших адмиралов флота ненавидит тебя до глубины души. Еще паршивее, когда он твой тесть… ну, бывший тесть.

Глава 2

Мой новый начальник меня ненавидит

— Сэр, стыковка со станцией «Герсон» через двадцать минут.

Я приоткрыл один глаз, разглядывая молодого матроса третьего класса, который только что растолкал меня. На самом деле я не спал, но притворяться спящим — отличный способ избежать общения с экипажем и немногочисленными пассажирами этого небольшого транспорта, три дня тащившего меня через прыжковое пространство к внешним рубежам человеческой территории.

Они все меня осуждали. В самом начале пути я пару раз ловил на себе шепотки и косые взгляды рядовых. Конечно, они могли обсуждать мою небритость или мятый китель. Но я не мог отделаться от чувства, что они знают о моем новом назначении и от души веселятся за мой счет.

Ведь какой бы тоской ни была служба на подобном транспортнике, каждый матрос и офицер на этом корыте мог сказать все то же самое: «По крайней мере, не на „Персефону“».

Или, в другом переводе: «По крайней мере, я не Брэд Мендоза». А вот я им был, и в этом не было ровным счетом ничего веселого.

Я что-то пробормотал в ответ разбудившему меня матросу, и тот отправился будить двух других пассажиров, летевших до Герсона. Одним из них был пожилой старшина с нашивкой старшего инженера-механика — знаком, говорившим любому, что, пусть он и не офицер, его уникальные навыки делают его практически неуязвимым для приказов любого смертного в звании ниже коммандера. Салаги-энсины, совершавшие ошибку, пытаясь отдать приказ старшему инженеру, обычно быстро усваивали, насколько узки истинные пределы их власти над такими мужчинами и женщинами.

Он игнорировал меня весь полет с такой демонстративностью, что я был на сто процентов уверен: он точно знает, кто я и куда направляюсь. За три дня ни разу даже не взглянуть в мою сторону — это было просто неестественно.

Второй пассажиркой была гражданская, во всяком случае, не в форме. Очень хорошенькая: длинные рыжевато-каштановые волосы, точеная фигурка с соблазнительными изгибами — она чем-то напомнила мне бывшую жену. В первый день пути она пару раз ловила мой взгляд, когда я давал волю воображению. Ее кислый ответный взгляд быстро положил конец моим зарождающимся фантазиям. С тех пор я старался на нее не смотреть; всякий раз, когда это случалось, даже случайно, она встречала меня таким ледяным взором, который недвусмысленно говорил: ей не нужно мое внимание, даже если бы я не был сейчас главным изгоем Прометеанского флота.

Пока транспорт приближался к станции «Герсон», я сидел, усердно стараясь не видеть ни инженера, ни рыжую и не попадаться им на глаза. По крайней мере, как старшему по званию на борту, мне выделили одно из немногих кресел у виртуального иллюминатора. Это была единственная уступка роскоши, которую мог предложить спартанский флотский транспорт — в санузле не было даже душа, только распылитель дезинфектора и дезодоранта для всего тела, от которого мне отчаянно захотелось припасть к бутылке дешевого скотча, припрятанной в рундуке, — зато иллюминатор давал мне видеообзор приближающейся станции.

К несчастью, он же явил мне и мой новый корабль.

HMS «Персефона», должно быть, не родилась космическим аналогом камбалы, но за десятилетия определенно в него превратилась. Когда-то ее корпус, возможно, был выкрашен в единый оружейно-серый или даже в матово-черный цвет военного корабля, но теперь он представлял собой лоскутное одеяло из разномастных обшарпанных плит, которые, судя по всему, держались на жвачке и, может быть, паре зубочисток. Корабль походил на неумелый детский рисунок… будто его нацарапал детсадовец, который терпеть не может рисовать, ненавидит флот со всеми его обитателями и желает им всем коллективно сгореть со стыда.

Мой новый космический дом походил формой на вытянутый ящик с неровно сужающейся носовой частью и расширением на корме, где располагались сопла ионных двигателей. На верхней палубе виднелась небольшая боевая рубка с наблюдательным куполом наверху. Как и на большинстве военных кораблей, этот купол был единственным местом с настоящими окнами. Он предназначался для крайнего случая, чтобы офицеры могли визуально наводить оружие на врага, если откажет вся система наведения ИИ или сгорят внешние датчики. Разумеется, это было нелепо: все, что способно вывести из строя и ИИ, и внешние датчики, наверняка разнесет и толстое стекло наблюдательного купола задолго до этого.

Такова была базовая конструкция большинства человеческих кораблей — функция превыше формы. Но каким-то образом «Персефона» умудрялась выглядеть уродливее любого судна, что я когда-либо видел. И дело было не только в заплатах на корпусе. В ее линиях было что-то удручающее, словно плиты обшивки были криво подогнаны друг к другу. Она напоминала старую развалюху одного из моих школьных приятелей, которая, я