Худший корабль во флоте - Скайлер Рамирез

Честно говоря, я удивлялся, как «Персефоне» вообще позволили сохранить префикс HMS. Я сильно сомневался, что Его Королевское Величество желал, чтобы корабль передо мной ассоциировался с его именем, его флотом или хотя бы с той же галактикой, в которой он жил.

Когда транспорт состыковался со станцией, я молча схватил свою сумку и, торопливо ответив на салют матроса у шлюза, сошел на берег. Привилегий, положенных мне по званию, осталось немного, но то, что команда транспорта разгрузит мой рундук и доставит его на «Персефону», было по крайней мере одной из тех вещей, на которые я все еще мог рассчитывать как капитан Прометеанского флота Его Величества.

Никто со станции не вышел встречать транспорт, так что я шагнул в пустой коридор. Симпатичная, но злющая рыжая и надменный старший инженер-механик сойдут после меня — еще одна мнимая привилегия моего звания. Неважно, что даже у самого захудалого матроса третьего класса было больше шансов остаться во флоте через полгода, чем у меня. Военные всегда были рабами традиций и церемоний.

Я рассеянно потер щетину на подбородке, закинул сумку на плечо и пошел по короткому коридору, куда бы он ни вел. Большинство станций были спроектированы одинаково, так что дверь в дальнем конце, скорее всего, выведет меня к пункту таможенного и иммиграционного контроля, но, может, станция «Герсон» удивит меня чем-то новеньким.

Не удивила. Скучающего вида чиновник за стойкой смерил меня взглядом, в котором, однако, читался достаточный интерес, чтобы я понял: он прекрасно знает, кто я и зачем сюда прибыл. Отсутствие всякого уважения в его голосе лишь подтвердило мою догадку. Наконец он махнул мне рукой, пропуская дальше.

— Ах да, капитан Мендоза, — добавил он, будто только что вспомнил. — Капитан Уэйнрайт просит вас явиться в кабинет коменданта базы на третьем уровне, прежде чем подниметесь на борт своего корабля.

Я с сомнением посмотрел на чиновника. Понятия не имел, что за птица капитан Уэйнрайт. Это имя, вероятно, было в приказах и инструктаже, загруженных в мой имплант, но у меня не возникло ни малейшего желания читать их дальше первых нескольких предложений. Из них и так было ясно: я должен явиться на «Персефону» в системе Герсон и завершить свою флотскую карьеру, разумеется, с наилучшими пожеланиями от адмиралтейства.

Пожав плечами, я вышел в дальнюю дверь и оказался в более просторном зале, чем все, что я видел до этого. Он выглядел как внутренности любой другой станции: несколько магазинов, умеренно узкие коридоры между ними, пересечения, ведущие к другим стыковочным шлюзам. Вот только, будучи станцией в системе на отшибе, магазины на «Герсоне» были дешевыми и утилитарными. Предметов роскоши здесь не продавали, по крайней мере, я не видел. Очевидно, людям так далеко от остального человечества не были нужны модные чемоданы, сумочки или духи. Их вполне устраивала жареная еда в упаковках и дешевая выпивка. Местечко в моем вкусе.

Следуя за трафаретными надписями на переборках, я добрался до центрального узла станции, где сгрудились три цилиндрических лифта, чтобы развозить людей по разным уровням. Я вошел в тот, что был прямо передо мной, и набрал третий уровень на старомодной кнопке, после того как мой имплант не смог подключиться к системе управления лифтом. Как мило.

Двумя минутами позже я уже выходил из лифта и шагнул в приемную кабинета коменданта базы. Эта часть станции выглядела точь-в-точь как на любой другой, где мне доводилось бывать, — все стандартное, флотского образца. Ковролин здесь был потерт чуть сильнее обычного, а на дешевой пластиковой облицовке приемной стойки красовалось несколько лишних сколов, но в остальном это могла быть станция хоть на орбите самого Прометея.

Я смерил взглядом матроса за стойкой — юношу, который в ответ уставился на меня с плохо скрываемым интересом. Он изо всех сил старался не пялиться на меня и не морщиться при виде моего помятого вида, и с треском проваливал обе задачи.

— Могу я вам помочь, капитан?

Я подавил вздох. Пацан не мог не знать, зачем я здесь. Его пассивно-агрессивный вопрос лишь подтверждал: никакого уважения, подобающего моему званию, мне здесь не видать. Еще полгода назад я бы вытащил этого юнца из-за стойки, отчитал бы его по всей строгости, попутно устроив дотошный осмотр его формы и интересуясь его родословной. Но теперь… я не мог наскрести в себе даже крупицы праведного гнева, чтобы на это отреагировать.

— Капитан Мендоза к капитану Уэйнрайт, — произнес я тоном, который, как мне казалось, должен был звучать многострадально. Но на мой собственный слух он прозвучал просто монотонно. В последнее время мне вообще с трудом удавалось придать голосу хоть какие-то эмоции. Все выходило каким-то плоским.

— Конечно, сэр. Я доложу капитану о вашем прибытии. Присядьте, пожалуйста, я приглашу вас, как только она будет готова.

Вот теперь я все-таки вздохнул. Не смог сдержаться. Уэйнрайт, кем бы она ни была — по крайней мере, теперь я знал ее пол, — сама меня вызвала. Это подразумевало, что она знала о моем прибытии и спланировала эту встречу. Заставлять меня ждать сейчас было либо неуклюжей демонстрацией власти, либо продуманным оскорблением. В любом случае, это не сулило ничего хорошего.

Я бросил сумку на один из пустых стульев и плюхнулся на соседний. Вызвав на импланте игру, я принялся двигать дурацкие фигурки, пытаясь запихнуть их в дурацкую коробку. Это было безмозглое занятие, но, пожалуй, самое сложное, на что мой мозг был способен в эти дни. И по крайней мере, оно позволяло мне на пару минут перестать думать. Думать для меня вообще было опасно.

Минут через десять, как раз когда я в шестой раз перезапустил игру, пытаясь побить свой дневной рекорд, матрос за стойкой встал и прокашлялся.

— Сюда, э-э, капитан.

Я поднялся, оставив сумку на месте, и последовал за юношей к одной из дверей за его столом. Он открыл ее и жестом пригласил меня войти, что я и сделал с большой неохотой.

Капитан Уэйнрайт оказалась кислолицей блондинкой с волосами, затянутыми в такой тугой хвост, что ее лоб казался огромным. Глаза у нее были цвета и блеска рвоты, а изможденные черты лица наводили на мысль, что флотские поставки провизии на Герсон запаздывают на пару месяцев. Она нахмурилась, когда я вошел и отдал ей честь лишь немногим менее небрежно, чем ту, что я отдал своему бывшему тестю при нашей последней встрече, — когда он