Зловещие топи - Виолетта Орлова

любые признаки своеволия, а надзиратели смотрели на подобное безобразие спустя рукава – они получали за свой унылый труд столь ничтожно мало, что считали себя вправе делать вид, что работают, подобно тому, как и начальство делало вид, что платит.

Тишину вечера нарушили чьи-то поспешные шаги, сопровождаемые чавканьем жидкой почвы – это был Йоко. У каждого заключенного была своя собачья кличка – опять-таки задумка Оделян; она страстно любила собак и считала, что эти животные являются верными и преданными, стало быть, почему бы из всего множества прозвищ не выбрать для узников Доргейма именно те, какие обычно даются хозяевами своим ушастым питомцам? Разумеется, Оделян считала себя полноправной хозяйкой, однако ее нельзя было сравнить, например, с армутским богачом, содержащим рабов. В отличие от последнего девушка была искренне озабочена судьбой своих «питомцев»; впрочем, порою, перевоспитывая их, она, сама того не желая, могла вести себя весьма жестоко. Йоко же и так был покладистым, учился старательно, хоть и без особого энтузиазма, работу выполнял своевременно, подчинялся старожилам, никогда не лез на рожон и совершенно не уважал Джехара, что, кстати, чрезвычайно льстило самолюбию Оделян. Маленький, с черной колючей челкой, ушастый и щекастый мальчик и вправду чем-то походил на забавного пушистого терьера.

– Госпожа Лян? – почтительно выговорил Йоко, тяжело дыша и чуть ли не высовывая язык. Гонец очень торопился отыскать хозяйку; очевидно, произошло что-то действительно любопытное. Девушка быстро встала и рассеянно покосилась на подопечного.

– Я видел, как подлетает карета…

– Не говори глупостей, Йоко, сегодня не должны были привозить новеньких, ты ведь знаешь распорядок Доргейма.

Мальчик вздохнул и с робкой надеждой взглянул на главную.

– Я подумал… Вдруг богатая семья захочет усыновить кого-то из нас по окончанию срока заключения? Директор упоминал о таких случаях.

Оделян язвительно фыркнула.

– Такого быть просто не может. Кому мы нужны?

– Но происходят же иногда в жизни чудеса, – с какой-то своевольной ноткой в голосе возразил низкорослый мальчик.

– Нет, – резко отрезала Оделян. – А ты, кажется, уже достаточно большой, чтобы верить в подобные вещи.

Йоко тяжело вздохнул и опустил голову. Мальчик не желал в открытую перечить хозяйке, однако ему хотелось бы ответить, что он в таком случае никогда не станет большим, ибо те не только самовольно ограждают себя от всего удивительного, но еще и со стороны выглядят страшными занудами.

Между тем Оделян нахмурилась. Она не ожидала, что сегодня кого-то привезут. Вообще, девушка старалась всегда находиться поблизости, когда заявлялись новые гости Зловещих топей. Это было важно по нескольким причинам: во-первых, ей нужно было решить, будут ли новички в ее подчинении, либо же отойдут Джехару. С другой стороны, ей любопытно было посмотреть на убитые лица беруанцев (ибо в Доргейм в последнее время доставляли столичных преступников) – растерянных, расстроенных мальчиков, весьма обеспокоенных будущей судьбой. А у Оделян были причины не любить беруанцев.

Торопясь, она побежала по извилистым тропкам, изредка помогая себе длинной палкой. Кудрявые черные волосы шлейфом развевались за ее спиной, и казалось, что это не человек бежит стремглав вперед, а болотный дух парит над топями, не касаясь земли. За ней устремился Йоко, однако хилому мальчику было не догнать сильную, длинноногую Оделян.

Перед глазами девушки мелькали знакомые места – вот моховое болотце, поросшее лютиком, а по правую сторону вполне безобидная цветущая полянка, чаруса, только вот девушке было отлично известно, что ступать на нее смерти подобно. А потом первый мост через Гнилой раздол, второй – через большой черный водоем без названия, где много кувшинок, затем третий мост, и вот она оказалась уже на большой поляне, окруженной частоколом. Дома здесь чуть возвышались на сваях, чтобы не затопило во время дождей. Поляна была условно разделена на три части – с южной и северной стороны казармы, а в центре – сама школа, большая, вырастающая прямо из земли, покрытая низкорослой зеленью, плесенью и своим видом напоминающая гигантскую мшистую кочку, вокруг которой роем кружила голодная мошкара.

Перед корявым диковинным входом в эту не то землянку, не то пещеру действительно стояла новенькая карета с вновь прибывшими. Повозка уже потихоньку начала увязать в тягучей почве. Оделян настороженно замерла, притаившись за деревом. Порой она могла удачно сливаться с местным пейзажем, подобно выпи, так, что никто не смог бы ее разглядеть.

Привезли троих. Разумеется, ни о каких богатых семьях, желающих облагодетельствовать юных преступников, речь не шла. Так что Йоко в очередной раз показал свою чрезмерную наивность. Но кем же являлись эти новички? Судя по всему, обычные бедняги, от которых захотели избавиться беруанцы. Хулиганы, воры или просто неудачники, попавшие в беду. Первый был в чудаковатой смраденьской шапке, вязаном шарфе и каких-то безразмерных сапогах. Оделян хохотнула в кулачок. Все это жалкое имущество отнимут в два счета. Лицо… Хитрое, смышленое, лоб большой, нос толстый и чуть загибающийся книзу, как старческая клюка, глазки смотрят вызывающе – он явно бравировал. Отличный щеночек. Сутки в казармах, и он как новенький – исполнительный и послушный.

Второй был лысым и безобразным; редчайшая порода голых собак – ксолоитцкуинтли. Пожалуй, сей уродливый экземпляр пойдет к Джехару.

Третий? Оделян прищурилась, чтобы лучше видеть. А потом презрительно усмехнулась. Красавчик. Хозяйка Доргейма таких особенно не любила. Блестящие черные волосы, точно у породистого пса, горделивая посадка головы (ни дать ни взять – вылитый сеттер), самовлюбленный взгляд, надменные голубые глаза, на красиво очерченных губах играет едва заметная бунтарская ухмылка.

Оделян задумалась. Отдать его Джехару или заняться самой? Девушка не любила возиться с красавцами; во-первых, те обычно совершенно не поддавались обучению. Во-вторых, изнеженные вниманием со стороны женского пола, они сложнее признавали в Оделян свою госпожу. В-третьих, девушка сама не желала рисковать, ибо боялась влюбиться и тем самым испортить все дело, а для нее эмоции всегда являлись чем-то второстепенным. Впрочем, первая же ночь все определит и разъяснит; сколько уже было таких миловидных гордецов, которых ломала хорошо зарекомендовавшая себя система, сложившаяся в Доргейме. Оделян не хотела решать немедля; надо было переждать, чтобы оценить поведение благообразного новичка.

Между тем начался шмон. Заключенных завели в холодную землянку, принуждая раздеваться догола (кстати, когда у одного из вновь прибывших попытались забрать шапку, он захныкал, униженно умоляя оставить ее, но надзиратель безжалостно отнял последнее имущество мальчика и кинул в уже разгоревшийся костер, вызвав тем самым целый град слез), а потом безжалостно заставили новичков окунаться в каком-то ледяном илистом пруду, по поверхности которого скользили водомерки.

Артур (а это был именно он – голубоглазый обладатель смоляных волос) выполнял требования надзирателей