Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть 3 - Алексей Хренов

Лёха забрался в кабину, проверил приборы, стараясь привыкнуть к их расположению. Двигатель «Чато» сперва кашлянул, словно тоже не сразу проснулся, а потом взревел, оживая под его руками.

— Ну давай, зайка, не подведи… — почему-то подумал он про истребитель в женском роде.

Лёха добавил газа, стараясь вспомнить все свои навыки. Тогда, в Каче, взлёт на истребителе казался делом простым и будничным. Сейчас же наш герой чувствовал, как нервная дрожь разливается в теле. Пара его товарищей уже пошла на взлёт и, коротко качнув крыльями, уходила в голубое небо.

Лёха, не теряя времени, плавно дал ручку газа, выруливая на старт. Самолёт вёл себя резво, отзывчиво, без той тяжеловесности, к которой он привык в своём любимом бомбардировщике.

За крыльями и мотором, закрывавшем половину картины мира впереди, Лёха не видел, куда, собственно говоря, рулит. Он плавно дал левую педаль, и «Зайка» резво развернулась влево. Затем, нажав правую педаль, самолёт также резво подставил другой борт к осмотру. Виляя из стороны в сторону, он дорулил до старта.

Посмотрев по сторонам, Лёха добавил газа, плотно вжимаясь в сиденье, и «Чато», радостно рыча, пошёл вперёд, набирая скорость и поднимая хвост.

Он потянул ручку на себя, загоняя «Чато» в крутой подъём.

Все отклики происходили быстрее, резче, динамичнее. Истребитель не оставлял ему времени на медленные развороты и плавные разгоны — только мгновенная реакция и уверенность в движениях.

Впереди виднелись самолёты его временного начальства, и Лёха добавил газ, стараясь их догнать.

Начало июня 1937 года. Аэродром Алькала, пригород Мадрида.

В это время его родной бомбардировщик СБ встал на внеплановый ремонт на аэродроме Алкала под Мадридом, и Кузьмич с Алибабаевичем остались предоставлены сами себе.

Испанская техническая служба вежливо, но твёрдо отправила Кузьмича в пешеходное эротическое путешествие вместе с его гениальными советами. Попытавшийся заступиться за товарища Алибабаевич был вынужден составить компанию новоявленному туристу в силу ограниченности своего репертуара разговорного жанра.

Если бы не Кузьмич, его бы точно побили за познания в "Вете а ла меерда", "Ке те ходан" и "Коньо", из которых он сумел составить впечатляющий набор предложений.

(Прим. автора: для слабо-знающих разговорный испанский — «пошёл нахер!», жёсткий аналог английского «фак ю» и неопределённое местоимение русское «бл@ть».)

Так что делать им было особенно нечего, и чтобы не свихнуться от безделья, они уже третий час развлекались жарким кулинарным спором.

После диетического завтрака в аэродромной столовой, где им досталась варёная фасоль без намёка на мясо или какие-то прочие излишества, разговор вновь свернул на больную тему.

— Моя тебе говорить, Кузьмич, туркмен плов — лучший в мире плов! — горячился Алибабаевич, активно размахивая руками.

— Да какой туркменский, Алибабаевич! Настоящий плов — это узбекский! — возразил Кузьмич, с важным видом знатока, откладывая ложку и утирая усы.

— Ты вообще плов готовить хоть один раз? — маленький, но воинственный стрелок, казалось, сейчас набросится на крупного Кузьмича с кулаками.

— Нет, но зато я видел, как его готовят узбеки! — Кузьмич развалился на ленивый послеобеденный отдых.

— Вот! А я готовил! Узбеки мясо маленький кусочек резать, а мы большой! Маленький — в роте не вкусно!

— Конечно! Ты сидел и командовал! А узбеки готовили! — не прекращал выдавать подколки штурман.

— Какой такой узбек! Я сам готовить! Туркмен плов! Настоящий! Сочный, ароматный! Язык отъесть!

Спор, казалось, был вечным. Кузьмич со всей присущей ему уверенностью доказывал, что правильный плов делают в Самарканде, а не в каких-то неизвестных Каракумах среди верблюдов. Алибабаевич пыхтел, размахивал руками и с жаром отстаивал туркменскую школу плова, утверждая, что там знают, как надо!

Наконец, терпение кончилось.

— Эх! Зачем твоя вкусно рассказать, да! — передразнил штурман стрелка. — Умру же я прямо сейчас, слюной захлебнусь! Хватит болтать! Алибабаич! Сварить сможешь? Тогда чего мы тут время теряем! И командира как вернётся, мы его и порадуем пловом, — объявил Кузьмич и смачно хлопнул по столу.

Алибабаевич удивлённо прищурился, отчего стал похож на маленького улыбающегося Будду.

— Где готовить?

— Как где? Прямо тут и приготовим!

— Кузьмича! А барашка, а рис, а морковка? — Алибабаевич на несколько секунд задумался, потом посмотрел с затаённой надеждой на Кузьмича и начал загибать пальцы. — Зира, чеснок, перец искать надо!

— Ну… добудем! — Кузьмич сглотнул слюну от уже почти осязаемого им плова и слез с лежанки.

— И это… Казан надо, да? — Алибабаевич нарисовал руками в воздухе нечто полукруглое размером с полметра.

— Не дрейфь, Василей Бердыбаевич! Найдём мы тебе всё необходимое! — Кузьмич достал из рюкзака свёрнутые в трубочку испанские песеты, свой Наган и припрятал его в потайную кобуру, выпрошенную по случаю у командира. Он редко таскал оружие, но ехать за пловом в прифронтовой Мадрид без него было бы верхом наивности.

Глядя на своего партнёра по кулинарному действию, Алибабаевич тоже запихал выданный ему пистолет в карман.

— Яйца себе не отстрели, шеф-повар! А то кто будет плов готовить! Это тебе не крупнокалиберный Браунинг, — напутствовал Кузьмич. — На, возьми старую мою кобуру.

Осаждённый Мадрид жил своей странной жизнью — тут можно было встретить и воинов-интернационалистов, воюющих за Республику, и детей, идущих в школу, и продавцов, торгующих на импровизированных рынках, и артистов, дающих представления прямо на улицах. По утрам гремели артиллерийские канонады, а днём люди старались жить как прежде — кто-то чинил обувь, кто-то читал газеты, а кто-то просто сидел в кафе, будто за стенами города не стояли франкистские войска.

— Кузьмич, а как ты всё добывать сможешь? — всерьёз разволновался Алибабаевич.

— Добывать — это мы умеем! — серьёзно ответил Кузьмич, расчёсывая свои усищи.

Так началась легендарная операция по приготовлению плова в полуосаждённом городе…

Начало июня 1937 года. Небо над аэродромом франкистов, пригород городка Авила.

Лёха почти