Большие Песцовые радости - Инди Видум

Оставил я щенка в своей комнате, убрав с пола всё мелкое, кроме его лежанки с кормовой базой. Система очистки должна справиться со всем, что умудрится вытворить за время моего отсутствия щенок. Брать его с собой я, разумеется, не мог, но пообещал ему не задерживаться, когда уходил в академию. Не знаю, понял ли он что, но устроился у моей кровати с самым грозным видом. Наверное, собрался охранять ее до последних шенячьих сил. Олегу я оставил записку на кухне на случай, если он забыл про Глюка. А то с него станется, увлечется — и остальное из головы вылетит.

В мастерскую к нему я не пошел, как Песец ни настаивал, намекая, что на ранних стадиях проще сделать исправления. Не надо лезть под руку художнику, а то можно случайно окраситься в ненужный цвет. Так я и сказал Песцу, направляясь в академию.

Елизавету Николаевну я встретил выходящей с ее участка.

— Илья? — удивилась она. — Я думала, ты вообще больше не появишься.

— Почему? — удивился я.

— В связи с изменившейся ситуацией. А, поняла, ты собираешься переводиться и приехал за документами.

— Я собираюсь учиться здесь и дальше. С князем Шелагиным согласовано.

— Это с князем согласовано, — мрачно возразила она. — А когда он станет императором, про это соглашение можно будет забыть. Почему Дальград всегда забирает лучших? Впрочем, это риторический вопрос.

— Елизавета Николаевна, уверяю вас, никто меня перевестись не заставит. Мы обсуждали этот вопрос, и Павел Тимофеевич согласился с тем, что мне в Верейске будет удобнее.

— Ох, Илья, посмотрим, — вздохнула она. — Даже если останешься, в академии будет больше твоих телохранителей, чем студентов.

Я представил эту картину и рассмеялся. Ни один телохранитель не справится с моей защитой лучше, чем я сам. Понимал это я, понимал и князь Шелагин. Так что вряд ли он будет усердствовать в моей охране. И если академия пополнится, то уж точно не за счет моих телохранителей.

— Конечно, посмотрим. Вам вообще скоро будет не до академии.

— Владимир сказал, что наймем няню. Я бросать работу не собираюсь — твердо ответила Елизавета Николаевна.

Я ее на всякий случай просканировал — чай, не чужой человек, но ничего патологического не выявил. Все было в порядке.

За разговором мы дошли до академии, где разошлись: она — в деканат, я — на занятия. В коридорах я ловил на себе множество любопытных взглядов, правда, никто ко мне с уверением в вечной любви и дружбе не лез. Да и вообще не лез с разговорами. Так, присматривались, не понимая, чего от меня ждать.

— О, Илюша вернулся! — радостно завопила Уфимцева, стоило мне появиться на пороге аудитории. — Иди к нам скорее.

Группа сидела компактно, но свободное место для меня нашлось. Показалось, что мне были рады все. Кроме Бизунова, естественно.

— Как вернулся, так и обратно в Дальград уедет, — заявил он, ревниво косясь на Фурсову. — Рано радуешься. Он здесь ненадолго. Попрощаться зашел, да, Илья?

Надежда в его глазах была столь сильной, что я чуть не согласился.

— Я здесь надолго, Роман. Мне еще долги закрывать.

— Твои долги сами преподы закроют, — недовольно буркнул он.

— Но это не прибавит мне знаний, — возразил я. — Долги нужно закрывать честно.

— Ой, кто это о честности заговорил? — необычайно противным голосом сказал Бизунов.

— Роман, прекращай, — надавил на него Темников. — Чего ты начал? Нормально же все было.

— Нормально было, пока этого здесь не было, — надулся Бизунов. — Вот же везет некоторым. Он вообще ничего для своего успеха не сделал, просто родился от правильного отца. Все остальное его родственнички сделали. Даже Николая Шелагина устранили.

— Роман, ты не меняешься, — хмыкнул я. — Подумай на досуге, почему Николая передали родителям княжеского целителя, Эрнеста Живетьева. Может, чего умного в голову придет. А то у тебя там один мусор.

— Да ну его, — фыркнула Уфимцева. — Он временами нормальный, но эти времена становятся все реже и реже, особенно когда рядом Маша.

— Маша наверняка в Дальград переведется, — ответил я.

— Почему это? — набычился Бизунов, и сама Фурсова с удивлением на меня посмотрела.

— Арина Ивановна умерла, — пояснил я. — Маше нет смысла выполнять договоренность с ней. А Верейск ей никогда не нравился, она уверена, что достойна лучшего.

Во время моего монолога Фурсова то бледнела, то краснела, потом резко подскочила и выпалила:

— Неправда! Это все неправда!

Бизунов бросил мне:

— Ну ты и сволочь! — и принялся уверять предмет своего обожания, что моим словам никто не поверил.

Некоторых жизнь ничему не учит. Фурсова притворялась расстроенной и оскорбленной.

— То есть она выполняла здесь поручение Живетьевых? — удивилась Мацийовская.

— Да, Яночка. Необходимости в этом больше нет, так что я думаю, что Мария уедет. Возможно, доучится этот семестр, а возможно, и нет.

— Размечтался. Никуда я не уеду, — возмутилась Фурсова. — Сам уезжай. У тебя причин для этого больше. Не по статусу наследнику престола учиться в провинциальной академии.

— Что мне по статусу, а что нет, решаю я, Маша, — усмехнулся я. — И да, я о вас с Дариной знал с самого начала.

Она дернула плечом.

— Ты мне все равно никогда не нравился, так что невелика потеря.

— И замечательно.

А еще было замечательно, что Бизунов прямо-таки расцвел от радости: Фурсова сказала то, что он очень хотел услышать. Сильнее хотел услышать разве только, что он сам нравится девушке. Первый шаг, по его мнению, был уже сделан: мне дали отставку. А значит, у него есть все шансы вернуть Фурсову.

— То есть ее и целительницу Живетьева отправила сюда из-за тебя? — шепотом спросил Темников.

— Паша, что там было в голове у Арины Ивановны, знает только она, — ответил я, не собираясь окончательно портить жизнь Фурсовой. В конце концов, она девушка подневольная, хотя и не под клятвой.

Увлекательный разговор прекратился с приходом преподавателя по ботанике, Эльзы Эдуардовны Штраубе. Она не обратила внимания на мое появление, встала за кафедру и точно со звонком начала увлеченно читать лекцию, выводя на проектор нужные в процессе объяснения слайды. Тишина во время ее занятий всегда стояла оглушительная, хотя кто-то записывал не вручную,