Здесь, сейчас и тогда - Майк Чен

– По сути дела, – сказал Маркус, – это современные грабители банков. Всем известно, что, если взять ношу не по себе, попадешься в два счета. Помнишь те эпические истории, что рассказывали на учебе? О спасении президента Босворта в две тысячи сороковом? А нам приходится иметь дело с банальным воровством. Впрочем, то твое задание с сенатором все же попало в сферу четвертого уровня.

Он с некоторой завистью бросил взгляд на список ключевых имен и событий с ярко-зеленым столбиком индикаторов статус-кво.

– Ни разу не замечал, чтобы он изменился.

«Но я все же смогу увидеть Миранду, – подумал Кин, почти не слыша слов Маркуса. – Нужен лишь темпоральный ускоритель, а дальше все сложится само собой».

– Грабители банков? Вполне себе развлечение, – сказал он вслух и, расправив плечи, вдохнул во всю грудь. – Знаешь, мне гораздо лучше. Метаболизатор подлатал колени. Уже не болят. Через неделю буду готов к новому…

– Остынь, чемпион.

По сравнению с тем, что было несколько минут назад, настроение Маркуса заметно улучшилось.

– Я в курсе, что ты рвешься в бой, – улыбнулся он. – Беда в том, что твой организм придерживается иного мнения. Ты долго жил без метаболизаторов. В отчете говорится, что еще один прыжок, максимум два, и путешествия во времени начнут разрушать клеточную структуру твоего организма. Потребуются дополнительные дозы стабилизаторов и постоянное наблюдение врача.

Маркус развернул летающее кресло в сторону коридора.

– Поверь, бюро не выделит на тебя таких средств. Наверное, подыщут должность в исследовательском отделе. Но, по крайней мере, тебя никто не подстрелит. Узнаешь? – показал он на одну из голограмм за спиной. – Ты все еще герой.

– Никогда не видел, как все это работает.

– Оперативникам такого знать не положено. Мало ли, поймают и станут допрашивать.

Вдруг Маркус просиял, будто ему не терпелось поделиться служебными секретами:

– Говоришь, нельзя оставлять следы в точке прибытия? Ты хоть знаешь, насколько незаметны электронные сигналы? С помощью ускорителя можно запросто сгонять туда-сюда, не нарушив хода времени. Мы умеем даже скачивать видеоролики из прошлого, хотя туда отправляем только потоки текстовых данных. Все в этой комнате имеют соответствующие права доступа. А теперь и ты тоже. Так что поздравляю. Отныне никто не попытается тебя убить, да и приступов больше не будет. Как видишь, все в выигрыше.

– Но нельзя же…

В голове у Кина завертелись миллионы разных мыслей, списки, планы и перечни вариантов, ни один из которых не предлагал прямого решения проблемы. Наверное, он должен был ощутить гнев, разочарование или чувство вины, но эмоций было столько, что разложить их по полочкам оказалось невозможно.

– …то есть я больше не буду работать в полевых условиях?

– Врач запретил, – сказал Маркус. – По крайней мере, это все, что я понял. Когда речь зашла о нейропластичности мозга, я утратил нить разговора.

– И больше никаких путешествий во времени?

Кин закрыл глаза. Дверь в прошлую жизнь захлопнулась раз и навсегда.

– Отныне ты, друг мой, работаешь в кабинете, – произнес Маркус. – И знаешь, в чем самая большая проблема?

Отвечать на этот вопрос не требовалось. Самая большая проблема заключалась в том, что Кина и его семью разделяло целое столетие.

Выдержав театральную паузу, Маркус расплылся в улыбке:

– В том, что сидячая работа не поддержит тебя в спортивной форме. Готовься к еженедельному футболу. И не вздумай лодырничать!

По пути в палату Кин молчал, но Маркус не обратил на это внимания. Он оживленно разглагольствовал на футбольные темы: то ли пытался отвлечь друга от тяжких мыслей, то ли действительно считал, что Кин с легкостью забудет о Миранде и Хезер.

«Если так, пусть укоренится во мнении, – подумал Кин. – До поры до времени».

Глава 10

Прошло еще три дня. За это время Кин поговорил с психологами о чувстве утраты, с представителями исследовательского отдела – о новой кабинетной работе, где он будет заниматься тем же, чем в командном центре (то есть излагать точку зрения на проблему и пути ее решения), и еще со штатными врачами – насчет здоровья с учетом длительного перерыва в использовании метаболизаторов.

За пятьдесят с лишним лет существования Бюро темпоральной деформации и до истории с Кином самый длительный срок потери связи с агентом составлял тринадцать месяцев. Произошло это пару десятилетий назад, задолго до появления подкожных маячков. Теорий насчет ситуации с Кином появилось множество: от стечения событий, повлекших за собой активацию маячка в гараже, до постепенного увеличения числа микроследов. Так назывались темпоральные отпечатки, оставленные жизнью Кина на полотне времени, которые разительно отличались от ударной волны, сопровождающей темпоральный прыжок и радикальное изменение истории. Врачи прощупывали его, изумляясь, что за все эти годы его мозг не претерпел терминальных изменений. Предположения насчет стертых воспоминаний о Пенни и личной жизни («Понятно, что мозг защитил себя от тяжелейшей психоэмоциональной дилеммы») не принесли Кину ни спокойствия, ни утешения – равно как и теория, что головные боли и приступы головокружения возобновились в результате очистки памяти от последних воспоминаний о будущем. Эта очистка могла привести к фокусировке сознания на одной эпохе и/или к терминальному случаю аневризмы, не подоспей Маркус с уколом метаболизатора. Спрогнозировали даже степень регенерации организма. Предполагалось, что колени почти перестанут беспокоить и что через неделю или около того Кину больше не понадобятся очки. Но избавиться от седины он сможет только с помощью окраски, временной или перманентной, по технологии две тысячи сто сорок второго года.

Один за другим его сознание прощупали представители всех отделов. Техникам хотелось узнать, каким образом на смену «раскладушкам» пришли смартфоны. Исследователей интересовали тонкие настройки поиска в социальных сетях. Парни из отдела логистики отчаянно нуждались в отладке кода на популярных языках двадцать первого века. Три дня кряду Кин только и делал, что рассказывал о себе.

Но поговорить с Пенни ему не довелось. Даже по голографической связи. Кин много думал о ней – примерно так же, как взрослые рассматривают школьные фотографии, воскрешая в памяти далекое прошлое. Из глубин памяти всплывали образы: вот Пенни, а вот их совместная жизнь. Картинка получалась яркая, насыщенная, но полностью лишенная динамики. Кин даже понял, что в ночь после первой встречи с Маркусом ему снилась их с Пенни вечеринка в честь помолвки. Метаболизатор воскресил ее в потрясающем разрешении, но оживить во всем разнообразии эмоций не сумел. Вместо этого взгляды, которыми обменивались Кин и Пенни, остались лишь фрагментом сновидения, уступившим место назойливому вопросу: вспыхнут ли снова их чувства, а если нет, что придет им