Театр стекла и теней - Энн Корлетт

Бюро регистраций Округа

Любые запросы о выдаче информации предоставляются в письменной форме и рассматриваются Советом Округа.

Через вентилятор над дверью сочился свет. Не успев подумать, Джульетта взялась за ручку, и сердце бухнуло, когда дверь открылась. В узком коридоре виднелась одна дверь. Джульетта оказалась в неопрятном офисе. Полки забиты томами в кожаных переплетах, на полу высятся шаткие башни бумаг, и все залито светом тут и там расставленных ламп. Из арочного перехода доносился шелест. Джульетта поколебалась и подала голос:

– Здравствуйте?

Тишина, а потом появился старик. По меньшей мере лет девяноста – лицо сморщенное, щеки обвисли, словно кожа стала ему велика.

Он подозрительно сощурился на Джульетту, похлопывая ладонью по груди, как будто искал очки:

– Ты кто?

– Я… Я искала архивариуса. Простите… уже поздно…

– Кого? – Рука хлопала по груди в досадливом нетерпении.

– Архивариуса Округа. Это же бюро регистраций.

– Разумеется, это бюро регистраций, – огрызнулся он. – На вывеске так и написано.

– Извините, – снова сказала Джульетта. – Просто… я хочу увидеть одну запись.

Рука старика замерла.

– Какую запись?

– Мое свидетельство о рождении.

Старик гортанно хрюкнул.

– У нас тут никаких свидетельств нет. Все и без того знают, кто они такие.

Джульетта колебалась. Если с ним согласиться, он может принять это за согласие, что ей вообще не нужен доступ к записям, но если заспорить, он может оскорбиться и не станет помогать.

Она рискнула задать вопрос:

– Если свидетельств нет, что же хранится в бюро?

Старик посмотрел на нее как на идиотку:

– Записи, разумеется. Начала, и концы, и кое-что из того, что между.

– Я ищу запись о моем рождении. В Сомерсет-хаусе сказали, что нужно спрашивать здесь.

– Как, ты говоришь, тебя зовут? – Она открыла было рот, но он нетерпеливо махнул рукой. – Сними маску.

Джульетта подчинилась, и он сощурился:

– Имя?

– Джульетта Грейс.

Он надул губы:

– Не помню, чтобы я тебя регистрировал.

– А вы можете меня помнить? – переспросила Джульетта. – Вы давно здесь работаете?

– Здесь?

– В бюро регистраций.

Старик наморщил лоб:

– В бюро регистраций?

У нее возникло неприятное подозрение. А вдруг эта сцена игралась всякий раз, когда сюда входил посетитель? Но если старик и играл роль, он уже настолько в нее вжился, что не угадаешь, где заканчивалась она и начинался он.

Джульетта не отступила:

– Когда можно вернуться и проверить записи?

– Вернуться? – сказал он. – Ты ведь уже пришла?

Затлела надежда, но Джульетта постаралась ответить как можно ровнее:

– Если бы удалось взглянуть сейчас, это бы очень помогло.

Старик насупился.

– Сомневаюсь, что тебе дозволено, – сказал он. – Нельзя тут ходить кому попало.

– А многие ходят? – Джульетта оглядела захламленный офис.

– Да и не важно, даже если бы и ходили, – сказал он не без удовлетворения. – Я-то знаю, кто здесь кто. – А потом его уверенность словно бы пошатнулась. – Раньше знал. Давно… – Лицо скривилось. – Не помню. Сказали мне, что больше во мне не нуждаются, а никого другого не прислали. Кроме того, нельзя же просто встать и уйти. Нужно знать. Я знаю Округ, и я знаю Окраины. – Он вгляделся в Джульетту. – Ты же из Округа? – А затем (сердце у нее сжалось) в его лице отразилось сомнение. – Верно же? Что-то тут нечисто. Кого-то ты мне напоминаешь, но вспомнить не могу. – Он долго молчал, потом резко тряхнул головой. – Да и не важно. Слишком давно.

Джульетта хотела крикнуть ему, что это важно, что он обязан вспомнить, но заставила себя улыбнуться:

– Так можно мне посмотреть записи?

Старик моргнул:

– Какая дата?

Джульетта назвала дату, и он пробил себе извилистый путь к двери в дальнем углу. Огибая стопки папок, Джульетта следом за ним пришла в архив, заставленный каталожными шкафами. Старик зарылся в ящик, фальшиво мурлыча себе под нос. Когда он вытянул картонную папку, страницы внутри сместились, мурлыканье оборвалось, и старик раздраженно зацыкал, ее встряхивая.

Довольный, что теперь страницы лежат ровно, он пролистал их и потряс головой:

– На эту дату ничего нет.

Внезапно похолодало.

– Должно быть. Я здесь родилась.

– Скажи-ка еще раз, как тебя зовут?

Становилось все труднее держать себя в руках.

– Джульетта Грейс.

Старик еще раз перебрал страницы:

– Нет, здесь ничего нет.

– А может… – Горло перехватило, она кашлянула и попыталась снова. – А может, это ошибка?

Он пожал плечами:

– Мало ли что происходило, а мне не сказали. – Лицо стало задумчивое. – Но эти, наверху, требуют, чтобы все делалось как положено. Округ, может, с виду и балаган, но внутри у него часовой механизм и сталь. Чтоб сильные мира сего, которые снаружи, нос не совали. – Он улыбнулся, хитро и щербато. – Совету удобно думать, что они единственные боги в небесах, но есть и другие – аж целая когорта. Так что мы всё записываем, хоть никому и не показываем.

Когда он стал закрывать папку, страницы разлетелись по полу.

– Я подниму, – быстро сказала Джульетта, когда старик начал медленно, болезненно наклоняться.

Упав на колени, она собрала бумаги неровной стопкой. Когда поднялась на ноги, взгляд уперся в одно слово.

Грейс.

Сердце Джульетты бухнуло с облегчением. Заголовок – год ее рождения, и вот ее имя, прямо на первой строчке. Старик просто пропустил.

На Паладин-стрит, Оливия, дочь Стивена Грейса, родилась…

Не успела она прочесть дальше, стопку выхватили у нее из рук.

– Тебе не положено. – Старик сверлил ее взглядом. – Я же сказал, что тебе не положено!

– Но вон же запись, – ответила Джульетта. – Я видела…

И она осеклась, сообразив, что́ сейчас прочитала.

Оливия.

Но там имя ее отца и правильный год. И Паладин-стрит – наверняка обратный адрес на размазанном письме.

Так кто такая Оливия?

Ответ пришел с приступом головокружения.

Это она и есть. Забрав ее отсюда, отец поменял ей имя. Он украл ее у матери? Заплаканное письмо – это отчаянная мольба вернуть ей дитя?

Оливия.

Она крутила имя в голове, надеясь, что оно вот-вот разбухнет, заполнит линии, и изгибы, и все остальное, что составляло ее.

Оливия. Оливия.