Я – Товарищ Сталин 4 - Андрей Цуцаев

Глава 8

Утро в Берлине было хмурым, небо затянуло низкими тучами, цепляющимися за шпили кирх и крыши домов. Ханс фон Зейдлиц сидел в своем кабинете на Tirpitzufer, глядя на стопку отчетов по Литве, но его мысли были далеко. Разговоры с Фридрихом Мюллером и Куртом Шмидтом, их намеки и подозрительные взгляды, оставили в нем чувство, что стены Абвера скоро сожмут его. Подозрения в отделе росли и Ханс ощущал, как невидимая сеть затягивается вокруг него. Он знал, что гестапо не спит, а Канарис, с его холодной, почти звериной проницательностью, замечает малейшие изменения в поведении подчиненных.

Ханс откинулся в кресле, его пальцы нервно постукивали по краю стола. Он пытался сосредоточиться на бумагах, но в голове крутился один вопрос: как долго он сможет ходить по этому тонкому льду? Его решение сотрудничать с ОГПУ родилось из убеждения, что Гитлер ведет Германию к пропасти. Но каждый шаг на этом пути был как шаг по минному полю.

Стук в дверь вырвал его из размышлений. Вошел дежурный, молодой лейтенант, держа в руках небольшой конверт без маркировки.

— Господин оберст-лейтенант, это доставили утром. Без отправителя, — сказал он, протягивая конверт.

Ханс кивнул, стараясь не выдать волнения. Его пальцы, взявшие конверт, чуть дрогнули, но голос остался ровным:

— Спасибо, лейтенант. Свободны.

Как только дверь закрылась, Ханс запер ее на ключ. Он подошел к окну, задвинул тяжелые шторы, отрезая тусклый свет берлинского утра, и включил настольную лампу, чей желтый свет лег на стол узкой полосой. Конверт был из тонкой бумаги, с едва заметным водяным знаком. Это была шифровка. Ханс достал из нижнего ящика стола потрепанное издание «Фауста» Гёте, которое служило ключом для расшифровки. Сев за стол, он развернул листок и начал переводить бессмысленные на первый взгляд цифры и буквы в слова, сопоставляя их со страницами, строками и словами книги.

Работа была медленной и требовала предельной концентрации. Пальцы двигались аккуратно, чтобы не допустить ошибки. Через час на отдельном листке проступил текст, написанный его аккуратным почерком:

«Встреча. 22:00. Кройцберг, пивная „Roter Hahn“. Агент „Кузнец“. Данные по агентам в Москве. Фотографии. Передача через него. Будь осторожен. Возможна слежка».

Ханс перечитал сообщение, чувствуя, как холод пробирается под кожу. Данные по агентам в Москве — это не просто отчеты, а имена, явки, каналы связи. Информация, которая могла уничтожить целую сеть. Он знал, что отказ невозможен — ОГПУ не прощает тех, кто отступает. Но выполнение задания означало новый шаг в пропасть, где каждый неверный ход мог стать последним. Ханс сжал листок в кулаке, поднес его к пламени спички и смотрел, как бумага сворачивается в черный пепел. Он растёр пепел в пепельнице, убедившись, что не осталось ни следа.

Кройцберг. Рабочий квартал, где дома жались друг к другу. Улицы, пропитанные запахом угля, пота и дешевого пива. Ханс редко бывал там — его мир был миром Шарлоттенбурга, чистых тротуаров и аккуратных особняков. Но сегодня ему предстояло погрузиться туда, где чужаков замечают, но вопросов не задают. Пивная «Roter Hahn» была в сердце этого мира — место, где собирались рабочие, чтобы утопить усталость в кислой пене.

Вечер опустился на Берлин, как тяжелый занавес. Ханс вышел из дома, сказав Кларе, что задержится из-за срочного отчета. Ее взгляд, полный тревоги, провожал его до двери, но она промолчала. Он чувствовал вину, но правда была слишком опасной, чтобы делиться ею даже с ней. Клара всегда была его опорой, но сейчас он не мог позволить себе слабости. Он поцеловал ее в лоб, пообещав вернуться до полуночи, и вышел, стараясь не смотреть на детей, игравших в гостиной. Их смех, звонкий и беззаботный, резал его по сердцу.

Он надел штатское пальто — темно-серое, без военных нашивок, чтобы не выделяться. Шляпа с опущенными полями скрывала его лицо. В портфеле лежали обычные бумаги — отчеты, письма, ничего, что могло бы вызвать подозрения. Камера маленькая, как карманные часы, была зашита в подкладку пиджака, чтобы выдержать беглый обыск. Ханс проверил ее перед выходом, убедившись, что она незаметна.

Opel Olympia тихо урчал, пока Ханс ехал через город. Он миновал Тиргартен и свернул на юг, к Кройцбергу. Улицы становились уже, дома — ниже, с облупившейся штукатуркой и грязными окнами. Фонари горели тускло, их свет тонул в дымке, смешанной с угольной пылью. Люди, закутанные в потрепанные пальто, шли быстро, не поднимая глаз. Здесь не любили незнакомцев и Ханс чувствовал себя чужим.

Он припарковал машину в двух кварталах от пивной, чтобы не привлекать внимания. Мелкий дождь покрывал мостовую скользкой пленкой, и Ханс поднял воротник, защищаясь от сырости. Его шаги гулко отдавались в пустынных переулках, где редкие прохожие спешили домой, пряча лица от ветра. Пивная «Roter Hahn» стояла на углу улицы, ее вывеска — облупившийся красный петух — качалась на ветру. Свет из окон падал на мокрую мостовую, рисуя желтые полосы. Изнутри доносились голоса, смех и звон бокалов.

Ханс остановился у входа, взглянул на часы. 21:55. Он глубоко вдохнул, стараясь успокоить сердце, и вошел, держась естественно. Внутри пахло пивом и дешевым табаком. За деревянными столами сидели рабочие — мужчины в кепках и куртках, с усталыми лицами и мозолистыми руками. Некоторые бросили на него короткие взгляды, но быстро вернулись к своим кружкам. Ханс заказал пиво у стойки, чтобы не выделяться, и сел в углу. Пиво оказалось кислым и теплым, но он сделал вид, что пьет, внимательно оглядывая зал.

Он ждал, его пальцы постукивали по кружке. «Кузнец» — это всё, что он знал. Ни лица, ни возраста, ни примет. Только имя и место. Ханс ненавидел такие встречи — слишком много неизвестных, слишком много риска. Но выбора не было.

В 22:05 дверь скрипнула, и в пивную вошел мужчина. На вид около сорока, среднего роста, с широкими плечами и коротко стриженными волосами. Его одежда была простой: рабочая куртка, потертые брюки, кепка, надвинутая на глаза. Лицо небритое, с резкими чертами, но в движениях была сдержанная уверенность, как у человека, привыкшего к опасности. Он заказал пиво, не глядя по сторонам, и сел за столик неподалеку от Ханса.

Ханс ждал. Через минуту мужчина достал пачку сигарет, положил ее на стол и начал постукивать пальцами по крышке. Это был сигнал. Ханс допил пиво, оставил монету и вышел, чувствуя, как сердце колотится. Он знал, что