Физрук: на своей волне 3 - Валерий Александрович Гуров

— Лёню, значит, не жалуешь? — спросил я, хотя ответ был очевиден.

Соня неопределённо пожала плечами.

— Просто… у каждого своя правда, — тихо произнесла она. — Он пришёл, когда мама болела, и работал с приставкой «и. о.». Потом, когда мама умерла, пост занял он уже безо всяких приставок. А я тогда была ещё молодая… и, видимо, не подошла по возрасту.

Я не стал озвучивать мысли на этот счёт. В провинциальной системе всё решают не дипломы, а связи. И зря Соня рассчитывала на место директора по наследству.

— Ну, не переживай, — сказал я, чтобы хоть как-то разрядить атмосферу. — Судьба у тебя всё равно роль директора не отняла — ты и так всей школой командуешь.

Соня посмотрела на меня, чуть улыбнувшись, но глаза оставались задумчивыми.

— Иногда командовать — это не значит управлять, Володя, — предельно честно ответила она. — Просто стоишь посередине между глупыми и наглыми и стараешься, чтобы никто никого не сожрал.

Соня помолчала, потом вдруг сказала:

— Володя, может, зайдёшь? Чаю попьём. Правда, у меня дома ничего сладкого нет, но тут рядом магазин, можно что-нибудь купить к чаю.

Она говорила с лёгким смущением, будто сама не была уверена, зачем вообще делает это предложение — то ли из вежливости, то ли действительно не хотела оставаться одна.

Честно говоря, после всего этого дня я валился с ног. В голове шумело, тело требовало отдыха, а где-то на краю сознания маячила ещё одна нерешённая проблема — пёс. Домой нужно было успеть до Ани, чтобы не объяснять, почему я возил завуча по ночным улицам и где в этот момент был Рекс…

— Сонь, пожалуй, в другой раз, — мягко отказался я. — С ног валюсь от усталости. Но обещаю, что с меня торт.

Она чуть вздохнула, но кивнула.

— Жаль… — сказала искренне, опуская глаза.

Потом полезла в сумку, и я мельком заметил внутри тот самый апельсин, который я ей предлагал в учительской. Тот, от которого она тогда так гордо отказалась. Усмехнулся про себя.

Вот так жизнь переворачивается… утром мы готовы были перегрызть друг другу глотки, а теперь стоим у подъезда, как старые знакомые, и она даже зовёт меня в гости.

Соня достала ключи, вышла из машины и открыла домофон.

— До свидания, Володя, — обернулась она. — И… ещё раз извини, что я тогда так себя вела.

— Всего хорошего, Сонь, — ответил я.

Она улыбнулась, нырнула в подъезд и исчезла за дверью. Я не стал выходить из машины и провожать её — ноги болели так, что даже уши в трубочку сворачивались.

Сколько я сегодня прошёл? По ощущениям — километров двадцать, не меньше. В этом времени «нормой» считались десять тысяч шагов в день — типа гарантия здоровья и тонуса. Так вот, у меня сегодня, похоже, был личный рекорд — тысяч тридцать, не меньше.

А учитывая, что ел я сегодня как пленный, организм должен был уже начать жрать сам себя. Правда, жиры — те ещё упрямцы. Сначала уходит вода, потом мышцы, а уж потом, если повезёт, доберёшься до этих паразитов.

С такими философскими мыслями я подъехал к своему двору. Как и ожидалось, все парковочные места были заняты под завязку. Народ уже вернулся с работы, каждая машина прижата к бордюру, и втиснуться туда было можно разве что танком.

Ладно, фиг с ним — как и в прошлый раз, поставлю джип на привычное место у дороги.

Мотор тихо урчал, фары выхватывали из темноты облезлые подъезды и редкие силуэты прохожих… Я ещё издалека понял, что у дороги, где я парковал джип, творится что-то странное.

Фары выхватили из темноты несколько припаркованных машин, и на лобовых стёклах каждой аккуратно лежали… кирпичи.

Они были выложены так, будто кто-то специально «украсил» весь ряд.

Вот это да…

Я остановился и вышел из машины. Подошёл ближе, взял один из кирпичей — обычный, строительный, с пылью и следами цемента. Никаких записок или надписей. Газетка под ним — старая, ничего интересного, кроме того, что на ней когда-то печатали кроссворды и объявления.

Но намёк был ясен и без слов.

В девяностых подобные «послания» были вещью обыденной — кирпичом на стекле предупреждали заранее. Мол, сегодня просто аккуратно положили, а завтра могут и неаккуратно «уронить».

Я прошёл взглядом по ряду импровизированных угроз. Так сказать, воспитательная работа на местах. Местные «хозяева асфальта» недовольны тем, что кто-то паркуется не там, где им хочется.

Скорее всего, послание адресовано всем, кто ставит машины вдоль дороги… не знаю, правда, чем они тут мешают. И ломать голову особо не хочу. Но очевидно, что рисковать и оставлять тут машину без присмотра не хочу тоже.

Я на миг задумался и почти сразу вспомнил про визитку стоянки, которую я как-то находил под дворником пару дней назад.

Хм… теперь же картина складывалась идеально: сначала визитка, потом кирпич. Следующий шаг — битое стекло. Видимо, такая вот реклама платной стоянки. Тоже старые как мир приёмчики, с душком.

Мол, бросать машину без присмотра на улице — рискованно. И хрен же потом докажешь, что это стояночные дельцы приложили руку.

Классика — по типу саморезов, разбросанных по асфальту вместо визиток от шиномонтажа.

Ладно, ясно-понятно. По-хорошему надо переставить джип. Слишком уж прозрачно намекнули. И хоть я привык к разным «приветам» за жизнь, но рисковать машиной зазря смысла не было.

Я глянул на часы — поздновато, конечно, но оставлять машину без присмотра после того, что я увидел, не вариант. Джип хоть и старенький, но в нём стояло оборудование, не моё, причём дорогое. При должной сноровке снять его можно за пять минут. А подставлять перекупов, которые мне доверились, не хотелось.

Решено.

Сейчас проверю, как там Кирилл с псом, и, если всё хорошо, то сразу отгоню машину на стоянку. Будет спокойнее — и для нервов, и для лобового стекла.

Я достал телефон, открыл контакты, нашёл Кирилла и нажал вызов. Из динамика уже на втором гудке послышался его запыханный голос:

— Да, Владимир Петрович, всё в порядке! — выдал он.

На фоне раздался заливистый лай Рекса, и у меня от сердца отлегло. Значит, успел — собаку Кирюха забрал до того, как Аня вернулась.

— Ну, рассказывай, как дела? — спросил я. — Я так понимаю, пса уже поймал?