Чёрный ратник - Макс Гато

была смесь канцелярии и казармы. Высокие своды, длинные столы с чернилами, свитками и перьями, на стенах флаги. Здесь было шумно от голосов воинов и кандидатов. Но чувствовался порядок, не было суеты, каждый знал своё место. Вот и к нам тут же подскочил боец с нашивкой волка.

— Вам сюда, — деловито подсказал он.

Мы заняли место в еще одной очереди, совсем короткой. Пахло чернилами, старой бумагой и металлом. За окнами со двора всё ещё доносились удары клинков, похоже, там проходили бои других кандидатов.

А в центре стоял большой деревянный стол, за которым сидел седой мужчина в круглых очках. Он как раз проверял бумаги кандидатов. Каждые несколько минут раздавалась громкая фраза:

— Следующий!

И кандидат либо уходил наружу, либо во внутренний дворик.

— Следующий!

Так и продолжалось, пока мы стояли в очереди.

Паренёк перед нами был одним из тех, кто пытался помочь тому неудачнику, которого вышвырнули наружу. Он был похож на испуганного зайца, всё время что-то бормотал себе под нос. Когда он подошёл к столу, писец даже не глядя на бумагу, уставился на него холодными, пустыми глазами.

— Ордену трусы не нужны, — констатировал он без эмоций. — Следующий!

Заяц перед нами принялся что-то бормотать, но его вытолкали наружу. Здесь проверяли не только документы. Здесь проверяли стать.

Я шагнул к центральному столу. Олаф остался чуть позади. Мужчина за столом казался ещё более невзрачным вблизи: худой, болезненного вида, в выцветшем до серости мундире. Круглые очки съехали на кончик носа.

На столе стояла табличка: «Евграф». Вот как звали служащего.

А рядом с табличкой был небольшой круглый артефакт. С поверхностью, больше похожей на мутное стекло. Видимо, на случай проблем с кандидатами.

— Документы, — произнёс Евграф сухим, как наждачка, голосом.

Он принял моё приглашение длинными, костлявыми пальцами. Они были измазаны чернилами. При этом он не произнёс ни слова, несмотря на то, что моё приглашение было помятым, местами почерневшим и испачканным в крови.

Евграф развернул лист, поднёс к носу и принюхался. Потом достал из ящика стола увесистую лупу и принялся изучать печать и текст. Медленно, методично. По его лицу не пробежало ни тени эмоции. Он отложил лупу, взял маленькую баночку с белым порошком и, аккуратно набрав щепотку, посыпал им бумагу. Порошок местами потемнел.

Евграф поднял на меня взгляд. Его глаза за стёклами очков были бездонными и абсолютно пустыми. Он отпустил приглашение, и оно медленно упало на стол.

— Скажи-ка мне вот что, Тимур Зарин, — сухо, выделяя каждое слово, проговорил Евграф. — С какого трупа ты забрал эту бумагу?

Глава 7

Вопрос не застал меня врасплох. Я понимал, что так могло случиться. Вот только я знал главное — что в старом мире, что в новом сила всегда была единственным и неоспоримым аргументом.

— Если бы я был вором, — мой голос заставил замолчать не только служащих, но и очередь кандидатов. — Разве я был бы настолько глуп, чтобы тащить сюда это приглашение?

Я стоял прямо, с гордо поднятой головой.

— Я пришёл сражаться, а не прятаться. Пришёл потому, что имею на это право. Право, которое берут силой.

Я сделал небольшой шаг вперёд, нависая над столом. Воздух вокруг меня сгустился, зарядился энергией.

— Если кто-то сомневается в моей силе, то я готов доказать обратное. И этого никакая бумага с печатью не изменит.

Я вытянул руки чуть в стороны.

— Проверь мою ауру. Уверен, среди орденцев найдётся хоть один, кто сможет её почувствовать.

Это был невероятный риск. Если Евграф согласится, то моя чёрная аура могла раскрыться. Но я видел, как испытывали кандидатов и как они сражались без ауры. Мастерством и годами тренировок. Так что я решил поставить на кон всё.

Евграф сидел словно громом поражённый. Его костлявые пальцы сжались в кулаки. Он смотрел на меня своим пронзительным пустым взглядом, в котором медленно появлялись искорки эмоций.

— Что вы, Тимур, — спокойно произнёс Евграф, выделив имя. — Ваша наглость либо свидетельствует о вашей силе, либо о вашем слабоумии. Более того, испытания по принятию в орден начинаются задолго до того, как вы ступаете на его порог. Но раз уж разговор зашёл о силе, то её мы сейчас и проверим.

Губы Евграфа дрогнули и расплылись в едва заметной ухмылке.

— Доказывать свою силу кулаками перед канцелярским столом — удел крестьян, а не ратников. Если вы так жаждите сражения, в ордене есть для этого специальная площадка.

Евграф не отводил своего безжизненного взгляда от меня, пытаясь разгадать загадку, которую я ему подбросил. Я знал, что аристократическая наглость, подкреплённая грубой уверенностью, будет убедительна. Прямых доказательств у ордена не было, просто не могло быть. А вот скандал с потенциально сильным, хоть и дерзким кандидатом, мог выйти боком лично Евграфу.

Евграф выпрямился на своём стуле. Его тщедушная фигура внезапно обрела призрачное величие чиновника, облеченного властью. Он повернул голову, и его взгляд скользнул по залу, выискивая кого-то среди кандидатов и ратников.

— Кандидат Громов, к столу!

Из группы ожидающих молодых людей отделился коренастый, крепко сбитый кандидат. Он выглядел не старше меня, но в плечах и осанке чувствовалась не прыть, а укоренившаяся медвежья сила. Его каштановые волосы были взъерошены, а лицо было простоватым, с широкими скулами и тёмными внимательными глазами.

Он подошёл к столу и кивнул Евграфу.

— Громов уже прошёл смотр и допущен к испытаниям, — сухо констатировал писец, переводя взгляд на меня. — Его стиль признан эффективным. Победишь и тебя самого внесут в списки подмастерий. Проиграешь…

И Евграф сделал паузу, взвешивая свои следующие слова, а затем чуть прищурился и хитро проговорил:

— … и отправишься домой, в вотчину Зариных, к родителям. Уверен, они примут сына даже после неудачи в ордене.

Я холодно откинул взглядом Громова. Он стоял спокойно, его взгляд был прямым, без злобы и без сомнений. Выглядел он как настоящий воин, пусть и молодой. Сильный и, скорее всего, опасный противник. Идеальный инструмент для Евграфа, чтобы проверить меня на прочность. Не удивлён, что его приняли.

— Не вижу смысла тянуть, — равнодушно бросил я.

Евграф тут же довольно усмехнулся.

— Внутренний двор, площадка номер два. Судить будет старший инструктор Савелий. Громов, проводи.

Громов молча кивнул и жестом предложил мне следовать за ним. Я развернулся и пошёл к выходу во внутренний дворик. Олаф молча последовал за нами как тень.

По пути через зал Олаф сократил шаг, поравнявшись со мной. Его глаза скользили по стенам, впитывая каждую деталь.

— Громов, — тихо, почти беззвучно прошептал он так, чтобы услышал только я. — Дворянин. Его