Вторжение - Игорь Александрович Шилов

зря же этого кадра, при первой встрече со мной скрутило так, что он не сдержался и… Ну это ладно, что было, то было. Мужик потом краснел и извинялся. Тем не менее, ладно я психанул, сказав в слух буквы из чёрт знает чьего алфавита, а он то. Почему он так занервничал? Испугался, что за ним пришли? Вполне вероятно. Утилизация не разбирает, свой ты или чужой, быстро всё на место поставит. А умирать ему ох, как не хотелось. И, что тогда из этого следует? А ничего хорошего. Это напрямую указывает на то, что у меня, в моём родном организме, непонятно где запихана штуковина, на подобии той, какую ставят в самолёты. Вот, вот. Как раз именно такая, что позволяет этим робо… индивидуумам, мать их, определять, свой ты или чужой. И не только определять, если между ними дружба и любовь, а ещё и подсказывать, кто среди них главнее. Если говорить по военному, то если у подполковника на погоне две звезды, тогда у меня должно быть минимум три. Кстати и номерок то у меня, не какой нибудь там девять тысяч с хвостищем, а всего то навсего — триста сорок один. Значит и полномочий у меня намного больше, чем у тех кто за мной идёт по цифровой лестнице и стало быть я имею право ими руководить, командовать, ну или хотя бы посылать, в случае непредвиденной заварушки. Хм, а это не плохо. Начальство везде уважают, ценят и даже любят, пускай и не всегда.

— Чему радуешься, кретин? — отбросив мысли, сотряс я воздух звуком. — Что, уже со всем согласился? Будешь, как этот фраер из кабинета, жить строго по инструкции созданной кем то там, очень далеко?

— Стоп — снова перешёл я, в режим строгого молчания. — А вот почему я, ни одной из тех инструкций, про которые мне говорил «Катуков», до встречи с ним не знал? Нет в моей памяти про них ничего. Совсем ничего. Понятно, что сейчас их там, штук тридцать обосновалось и это неплохо, с учётом того, кто в скорости захватит власть на Земле. Но почему до этого, в башке был полный вакуум? Вот вопрос, так вопрос.

Мысли мои вдруг остановились, прекратив скоростной забег по неизученной траектории, но через несколько секунд озабоченная голова зацепилась за крошечный сучёк и снова резво пошла в атаку на собственный организм.

— Не будем психовать, успокоимся и монотонно отмотаем всё назад. Так сказать, к истокам — в который уже раз, мысленно сказал я себе. — Где я себя обнаружил, когда в первый раз открыл свои, непристойно красивые, лучезарные глаза? Где, где. У моря. У са-мо-го си-не-го мо-ря. А это, что значит? А значит это, что…

— Да ни хрена это не значит — громко нарушил я, собственную же установку и опять замолчал.

— Ну, почему же. Не будем столь категоричны — вернувшись в прежнее состояние, снова начал я гонять свои мысли. — Если рассуждать логически, то обстоятельство это, как раз всё и объясняет. Вот допустим, что друзья инопланетяне выращивали нас, будущих помощников в битве за Землю, в обычных, стеклянных пробирках.

— Чего ты несёшь, придурок?! Совсем сбрендил?! В каких ещё пробирках?! Ть-фу, дерьмо собачее! Не хочу из пробирки. Я, как все хочу. Из этой вырасти, из… Ну, как её… — возмутился я в слух, ещё больше разделяясь в собственном сознании.

— Ну ладно, ладно — пошла на попятную, меньшая часть головы. — Пускай не из пробирки. Допустим вас здесь, на Земле, похватали и, где то там, далеко-далеко, не в пределах Солнечной системы, вправляли мозги, при помощи секретной технологии, мало кому подвластной и почти никому неизвестной. Так пойдёт?

— Тоже не очень — потирая шею холодной рукой, ответил я частично соглашаясь. — Но такой вариант всё же ближе, для моего надломленного самолюбия.

— Уже лучше. Тогда возьмём эту версию в качестве… — продолжил вещять, вконец обнаглевший, внутренний голос.

— Э-э! — по армянски, возмутился я.

— Не паникуй раньше времени. Я же говорю, версию — ласково нажала тёмная половина на ту, что была посветлее. — А это, само собой, совсем не значит, что так было на самом деле. Так вот… О чём это я? Сбил меня с мысли. Сволочь! Не хочешь разбираться, так я могу и помолчать. Сам со всем разбирайся и до всего додумывайся.

— Ладно, для предварительной версии сойдёт. А ты это. Давай там, не тарахти сильно. Без тебя тошно. Если уж начал чего то делать, то делай это до конца — зашёл я в глубочайшее пике, скоростного раздвоения личности.

— Тогда стой молча и не мешайся. Короче. Если в двух словах, то выглядит всё примерно так. Тебя взяли на опыты, начали их проводить, а на какой то стадии, ну допустим во время перевозки с места на место, взяли, да и потеряли. По простому так, незатейливо. Поэтому и получился ты недоделанным. Как тут у них говорят: — «И не вашим, и не нашим».

— А, что — умиротворённо глядя в даль, на блестящие во мраке ночи звёзды, выпустил я пар изо рта. — Лучше, пожалуй и не придумаешь. Шёл по улице. Подскользнулся. Упал. Очнулся… А тут уже всё на мази.

Улыбнувшись, снова забрался в машину, сунул ключ в замок зажигания, машинально его повернул, подёргал педали. Двигатель резко взревел, я очнулся и быстро убрал ногу с газа.

— Пусть так и будет — мысленно сделал я заключение, в конце не очень простого размышления, отчего то именно сейчас показавшееся мне наиболее правдоподобным. — Не вашим значит и не нашим. Хм. Здорово! Это, что же получается? Придётся без конца плавать, словно дерьмо в ополонке? Ни туда и не сюда? Хитро. Да, месяца три тому, ну максимум четыре, назад, о таком и подумать не мог. А сейчас, когда у меня перед глазами стоит Лилька, словно живая, за спиной маячит Герман и Аркашка, я на всё готов, лишь бы выжить? А, как же Петруха, за которого я с этими тварями ещё не поквитался? Сомневаюсь, что получится барахтаться посередине. Тут либо туда, либо обратно. Вот к примеру, на поклон к звёздным пришельцам, я ни за какие коврижки не пойду. Не по пути мне с ними. Мне наши люди ближе — советские. К ним я завсегда с открытой душой. И, кстати, а о том, что на всех, о ком только что подумал, лежит инопланетное проклятие, не забыл? Которое, походя, сам же и пристроил. Вот в чём, самая главная собака зарыта. Как оно уж