Бог, которому всё надоело - Максим Александрович Керн

  -Так. Дышите. Не дышите. Попробуйте слегка покашлять. Очень хорошо-с...

  -Что же вы, батенька, - укоризненно покачал головой доктор. - Государь-император Николай Павлович отдельным указом запретил дуэли, а вы что? Да ещё и с подданным немецкого кайзера стреляться удумали. Это же международный скандал!

  Доктор продолжал меня корить, а я никак не мог принять всё происходящее за реальность. Дуэль... Я был ранен? Да, видимо, так. Я ведь точно помню, как случайно облил вином спутницу немца на приёме у графа Вяземского. А что же было потом? В голове полнейший сумбур и сумятица. Память как будто плотный туман укутал.

  - Где моя жена? - кусочек памяти вспыхнул перед глазами, высветив Наденьку, прижавшую кулачки к груди, и закусившую губу до крови. Она стояла в толпе наблюдавших за ходом дуэли, и смотрела на меня полными слёз глазами. Свидетелей было немало - почти все гости, приглашенные на приём в усадьбе Вяземских, даже женщины, решили посмотреть на исход дуэли. Что поделать, развлечений в одна тысяча восемьсот тридцатом году от рождества христова, в средней полосе Российской империи было немного. И об этой дуэли будут говорить долго, а вспоминать ещё дольше.

  - Надежда Петровна? Я отправил её спать. Вы были тяжело ранены, несколько дней были без сознания, и, признаюсь, я уже беспокоился, сможете ли вы выжить. Она всё это время не отходила от вашей постели. Очень она переживала, бедняжка, глаз не смыкала. Софьюшка постелила ей в ординаторской, пусть отдохнёт.

  Аристарх Никанорович взял табурет, стоявший возле прикроватной тумбочки, поставил его возле изголовья, важно на него уселся, и посмотрел на меня заботливым взглядом сквозь поблёскивающий монокль. Этот аксессуар совсем недавно вошёл в моду, и все франты, неважно, плохо ли у них со зрением, или нет, принялись его носить. Некоторые, правда, вставляли в него обычные стекла, дабы глаза не портить.

  - Фёдор Александрович, драгоценнейший мой. За жизнь и здоровье своё можете боле не переживать. Я, всё-таки, лейб-медик его императорского высочества, великого князя Константина Николаевича. И если уж сам государь Николай Павлович доверяет мне заботу о его сыне, то и вас, милостью божией, на ноги поставлю.

  - Премного благодарен, Аристарх Никанорович, - уже более твёрдым голосом сказал я. Тело постепенно оживало, да и мысли в голове стали понемногу приходить в порядок. - Я ваш вечный должник.

  - Полноте вам, Фёдор Александрович, - замахал руками доктор. - Какие долги и счёты! Я, всё же, клятву Гиппократа давал. Мы вас подлечим, недельку полежать у нас придётся, уж потерпите. А потом крайне рекомендую вам возвращаться домой, в своё поместье, дышать свежим воздухом, совершать лёгкие прогулки, и боже упаси, никаких нервов! Сейчас вам Софьюшка поставит укольчик, и вам лучше отдохнуть. Софьюшка, поставь Фёдору Александровичу пять кубиков пенициллина и смени повязку.

  Гренадёр-медсестра, молча кивнув, вышла из просторной палаты, в которой я лежал в полном одиночестве, как важное лицо, но быстро вернулась, неся перед собой металлический поднос, накрытый верху толстым слоем марли.

   Внезапно в воздухе пронеслась какая-то рябь, от стены до стены, будто летний раскалённый воздух над асфальтированной трассой. Я потёр глаза ладонью. Это ещё что?

  - Доктор, вы видели?

  - Что? Фёдор Александрович, вам что-то показалось? - как-то неестественно улыбнулся Аристарх Никанорович. - Это может быть последствие ранения, ничего страшного, не переживайте. Софьюшка, ну что же ты так долго?

  Доктор положил мне на грудь руку, показавшейся просто неимоверно тяжёлой, и бросил быстрый взгляд на медсестру. Что за спешка такая? Сестричка с ничего не выражающим лицом откинула марлю с подноса, отломила носик у запаянной стеклянной ампулы, и быстро всосала прозрачную жидкость поршнем шприца со стеклянными стенками.

  Вторая волна ряби, ещё более сильная, прошла через палату. Да что же это такое? Доктор уже не улыбался. И его глаза... Мне почудилось, или они на мгновение стали чёрными? Полностью, затопив белок и радужку? Рука Аристарха Никаноровича лежала на груди железной рельсой, вжимая меня в кровать и не давая пошевелиться. Внезапно в голове что-то щёлкнуло. Пенициллин? В тысяча восемьсот тридцатом году? Его изобрели веком с лишним позже. Как и запаянные стеклянные ампулы. Кто ты такой?

  Память, прорвав окутавший её туман, вернулась. Образы, события хлынули в голову водопадом, смывая наброшенное на меня заклятье. Я схватился за руку лже-доктора, пытаясь скинуть с себя, но не смог сдвинуть её даже на миллиметр.

  - Догадался всё-таки, - криво усмехнулся демон, продолжая удерживать меня стальной хваткой. - На чём я прокололся?

  - Пенициллин. Его изобрели на сто лет позже, - прохрипел я.

  - Вот же ж... На такой мелочи засыпаться, - поморщился демон-убийца, уже не скрываясь демонстрируя тёмные провалы вместо глаз. - Времени не было как следует подготовиться, слиться с эпохой. Впрочем, тебя это всё равно не спасёт. Держи его руку! - приказал он Софьюшке, которая уже даже внешне не походила на человека. Игла шприца неумолимо приближалась к сгибу локтя, и я понял, что это конец.

  - Милый, ты очнулся? - раздался вдруг от дверей родной до боли голос. Наденька? Демоны замерли. Мой белокурый ангел с улыбкой подбежала к кровати, и будто не замечая демонов, заключила меня в объятья.

  - Слушай внимательно. Времени объяснять нет, - раздался еле слышный шёпот в ухе. - На счёт три ныряешь под кровать. С этими я сама справлюсь, - Наденька чуть отстранилась, с незнакомой усмешкой глядя мне в глаза. А я с ужасом наблюдал, как из-под верхней губы моей обожаемой жёнушки показываются острые иглы клыков.

  - Три!

  Время как будто замерло. Развернувшись одним молниеносным движением, Наденька вцепилась клыками в горло демона-доктора. Хлынула чёрная кровь. Я перевалился через низкий бортик и рухнул на пол. Резво работая локтями, заполз под свешивающееся с кровати покрывало, и мог только слышать звуки схватки, разыгравшейся в больничной палате. Визг, глухие удары, грохот ломаемой мебели. Помочь я бы не смог при всём желании. В этом теле, без своих амулетов я демонам не противник. Порвут, как тузик грелку. Поэтому, я вцепился что есть силы в железную ножку кровати, надеясь, что её не перевернут.

  Неожиданно настала тишина. Я осторожно выглянул поверх кровати. Наденька, стоя на коленях на покрытом кровью полу, сладострастно впилась в шею лежащего без движения второго демона. То, что осталось от Аристарха Никаноровича, отдельными кусками валялось по всей палате. У меня крепкий желудок, за свою жизнь многого насмотрелся, но тут меня замутило. С