Железный лев - Михаил Алексеевич Ланцов

— Не знаю такой песни, — покачал головой Сергей Павлович, — но слова верные. И что же? Как эта атлетика связана со службой?

— Россия ныне воюет постоянно лишь на Кавказе. Западноевропейские туземцы пока не решаются вновь напасть на империю. Так что придется иметь дело с горцами. А они воюют не по обычаям и нападают где и как придется. Из-за чего нужно быть готовым к битве и спросонья, и на нужнике. Даже голыми руками. Оттого я атлетикой и увлекся, начитавшись о делах далеких античных времен. Мы с братом упражняемся, укрепляя тело для службы.

— Занятно… — пожелав губы Шипов. — И что же, можно всякого вот так морды бить научить?

— Всякого нет. Здесь человек важен и его природное естество. Однако даже через полгода таких упражнений любой офицер окажется весьма неприятен в схватке накоротке. А за два-три года можно настоящих Геркулесов вырастить, если книги не врут, конечно. Я весьма удивлен, что со времен Античности никто более не уделял внимание атлетике.

— В парке вы ей занимались?

— Разумеется. Мы с братом делали пробежку.

— Я подумаю, что можно сделать. — с мягкой улыбкой произнес Шипов. — Мне нравится ваш запал… и осторожность. — добавил губернатор, давая понять, что он в курсе дурной истории с Анной Евграфовной.

— Береги честь смолоду, — серьезно ответил Лев, прямо и открыто глядя в глаза собеседнику.

На этом разговор завершился.

Молодой граф удалился, оставляя по просьбе Владимира Ивановича наедине с губернатором обсуждать разные вопросы.

Отправился к себе.

Сел там.

И нервно выдохнул.

Умом он понимал, что ничего бы ему Сергей Павлович не сделал, если бы он поселился под юбкой у Анны Евграфовны. Его бы просто не поняли в обществе. Но все равно… человек заслуженный и генерал отнюдь не паркетный. Один из тех немногих людей, что о державе пекся, несмотря на чины.

Он уже навел справки.

Благо, что это оказалось совсем несложно. Личность-то известная.

И теперь, столкнувшись с генералом лицом к лицу и пообщавшись, ему стало невероятно стыдно. Да, он не сделал непоправимого. Но все равно… Человек старался. Себя не жалел. А у него тылы сыпались…

— Ты чего такой смурной сидишь? — спросил вошедший Николай.

— Думаю, братец, думаю.

— С такой кислой миной? О чем же? Снова об овсянке? — попробовал он пошутить.

— Мы с тобой как две белые вороны со своими упражнениями. Это злит людей.

— И что же? Неужто ты хочешь отказаться от них?

— Нет. Я хочу создать обществом любителей атлетики. И думаю, как это дело провернуть.

— Вряд ли желающих будет много.

— Главное — оформить. Пока мы слишком загадочны для окружающих. Из-за чего они нас боятся. Ежели в газете какой популярной дать целую колонку, то многие вздохнут с облегчением.

— Дядя нам отказался в фехтовании и пальбе из пистолета. А ты про общество задумался… — покачал головой Николай.

— Не все так печально, братец. Надо подготовить программу и заявиться к Сергею Павловичу. Как мне кажется, он заинтересовался моими словами и всей нашей атлетикой…

Часть 1

Глава 9

1842, июль, 1. Казань

Заканчивалась утренняя литургия.

Лев Николаевич стоял ее, пользуясь наработками реципиента, привыкшего к такому бдению. А то с непривычки спина могла и «сломаться». Он много раз слышал там, в XXI веке, об этой проблеме.

Молодой граф с удовольствием бы расположился поближе к двери, где воздуха побольше. Или даже во дворе и лучше на стульчике, но, увы, здесь имелся свой «ранжир». Из-за чего его, в силу происхождения, ставили практически к алтарю. То есть, на виду у всех и в самую глубь.

Тяжко было.

Привыкшее тело «тянуло», а вот сознание человека, чуждого всего этого — держалось с трудом. Впрочем, осторожно поглядывая по сторонам, маявшихся так же как и он, Лев Николаевич особенно и не наблюдал. Из чего он делал вывод о отсутствии у себя привычки, ну и старался преодолеть этот недостаток.

Вслушивался.

Пытаясь проникнуться торжественностью и сакральностью момента. Певчие ведь старались. Хотя он, толком не зная текстов, попросту не понимал, о чем они поют. Церковнославянский, да еще на тонический распев в высоких октавах — не лучший язык для восприятия на слух. Кроме того, ему в силу вкусовых предпочтений не слишком нравилось пение в этой тональности. Вроде как имитация хора ангелов, но он его так не воспринимал. Ну не укладывалось у него в голове, что могущественные существа, сбросившие падших в Преисподнюю, такие тонкоголосые.

Всматривался.

Рассматривая украшения храма. Неплохое, кстати…

Наконец, литургия завершилась. И, причащенный он вышел во двор. Где сразу же стал оглядываться в поисках лавочки… тщетно. В который раз тщетно. Их тут попросту не ставили по какой-то причине.

— Сын мой, поздравляю тебя с причастием. — произнес незнакомый голос совсем рядом.

Лев обернулся на него и увидел зрелых лет высокого, худощавого мужчину. Судя по одежде — священнику.

— Доброе утро. — чинно произнес молодой граф. — Благодарю. Мы знакомы?

— Отец Афанасий.

— Лев Николаевич, — встречно представился молодой мужчина.

— Да-да. Мне это известно.

— Вы что-то хотели?

— Я желал бы поговорить, если вы уделите мне немного времени. Уверяю вас, я не отвлеку вас надолго.

Лев кивнул.

И священник жестом показал в сторону, предлагая отойти. Все же около входа в церковь было слишком много народу и случайных ушей.

— Мы заметили, что вы словно мучаетесь на службе. Вас что-то терзает?

— И вы полагаете, что я что-то скрываю, какой-то секрет, на душе тяжкий груз? — практически процитировал собеседнику строку из песни «40 тысяч способов подохнуть». — Я ведь исповедуюсь. Каждое воскресенье. Разве это не позволяет облегчить тяжесть грехов, лежащих на моей душе?

— И все же вам тяжело. Вы явно маетесь. Мы хотели узнать, чем мы могли бы помочь.

— Душно у вас. Церковь совсем не проветривается. — нехотя ответил Лев Николаевич. — Вы бы хоть дверь ту, у алтаря, время от времени открывали бы, чтобы свежий воздух внутрь попадал. Когда такого количества людей нет, мне в храме хорошо. И даже благостно. Когда же на воскресную службу они собираются всем миром, случается ужасное.

— И что же? — подавшись вперед, спросил