Инженер Петра Великого 9 - Виктор Гросов

враг вжимал головы в плечи, укрываясь от свинцового дождя, штурмовые группы сорвались с места. Никто не ломился в парадный вход — верная смерть. Дубов со своими преображенцами рванул к окнам первого этажа, Орлов с драгунами — к черному ходу со стороны хозяйственного двора. Подхватив у убитого солдата винтовку, я бросился вместе с отрядом Дубова. Тяжелый приклад привычно лег в плечо, запах пороха ударил в ноздри, и вся усталость шестинедельного марша испарилась, вытесненная холодной яростью боя.

Вынеся первое окно прикладами, мы под звон осколков ввалились один за другим в просторную столовую, окутанную остатками едкого дыма. Нас встретил хаос. Несколько ошарашенных, потерявших управление солдат пытались занять оборону за опрокинутым столом, но действовали они уже без всякой слаженности. Короткая, жестокая схватка. Сухой треск выстрелов, звон стали, хрип. Пленных мы не брали.

Пробиваясь вглубь дома, мы двигались по коридору, проверяя каждую комнату. Из-за приоткрытой двери кладовой вдруг грянул выстрел, и один из моих преображенцев молча осел на пол. Не успели мы среагировать, как дверь распахнулась, и из проема выкатился клуб порохового дыма вместе с телом диверсанта, которому в грудь кто-то всадил заряд дроби. В дверях, держа в одной руке дымящийся пистолет, а в другой — элегантную шпагу, стоял капитан де ла Серда. Камзол его был забрызган кровью, но на лице застыло холодное, почти веселое выражение хищника в своей стихии. Рядом с ним, пригибаясь, стояла Любава, сжимая в руках заряженный пистолет.

— Немного опоздали, генерал, — бросил мне де ла Серда вместо приветствия. — Мы тут как раз начали без вас. Они разделились, пытаются пробиться к цейхгаузу.

— Сколько вас? Где остальные? — спросил я, перезаряжая винтовку.

— Пятеро бойцов и хозяйка, — ответил испанец. — Ее знание тайных ходов стоит целой роты. Мы не давали им собраться, били по мелким группам и отходили.

Их тактика стала ясна: не вступая в открытый бой, они развязали партизанскую войну в лабиринте коридоров, где Любава была проводником, а де ла Серда — жалом.

— Где Алексей? — только и смог спросить я.

— Наверху. Левенгаупт заперся в кабинете царевича, — доложил испанец. — Держат оборону.

Мы объединились. Теперь это была уже скоординированная зачистка. В главном холле мы встретили группу Орлова, пробившуюся с другой стороны. Кольцо сжималось.

Дверь в кабинет Алексея оказалась забаррикадирована.

— Ломайте! — проревел Орлов, но я его остановил.

— Стой! Дубов, огонь по петлям! Остальные — готовься!

Два прицельных выстрела преображенцев выбили щепу вокруг верхней петли, и дверь накренилась. Высадив ее плечами, мы ввалились внутрь, готовые к последней схватке. Комната встретила нас погромом.

Меня оттеснили и не дали войти. Мои же солдаты держали меня, ограждая от врагов. Я решил не возмущаться, да и устал уже. Надеюсь все будет хорошо — так я себя утешал. Через пару минут мен отпустили и я вошел в комнату.

Возле камина стоял де ла Серда, спокойно вытиравший клинок своей шпаги; у его ног лежали тела двух диверсантов. Посреди комнаты, целый и невредимый, стоял Алексей, а рядом с ним — Изабелла.

У окна, прижатый к стене Дубовым и Орловым, стоял Адам Людвиг Левенгаупт. На его лице безмерная, вселенская усталость человека, чей безупречный механизм дал сбой в последнюю секунду. В его взгляде, устремленном на меня, проступило странное уважение. Когда я подошел, он едва заметно дернулся, пытаясь дотянуться до пистолета за поясом. Орлов среагировал мгновенно, с силой рубанув ребром ладони по запястью врага. Пистолет со стуком упал на пол. Так архитектор идеального плана, шведский генерал, оказался в плену — униженный и побежденный.

— Отставить! — проревел я, увидев, что Орлов уже замахивается для второго удара. — Живым. Он нужен мне живым.

Бой в доме был окончен. Оставалась зачистка территории от остатков диверсантов. Эта работа заняла еще около часа — методичная, грязная, без всякого героизма. Мы выкуривали их из сараев, выбивали из мастерских, гнали по всему Игнатовскому, не давая ни единого шанса.

Сирена смолкла, и ее вой, до этого ввинчивавшийся в мозг, сменился гулом в ушах и звенящей пустотой. В этой тишине вдруг прорезались другие звуки: далекий треск догорающих сараев, стоны раненых, отрывистые команды. Бой окончился. Адреналин, державший тело в стальных тисках, начал отступать, уступая место жестокому тремору. Руки мелко задрожали, винтовка едва не выпала из пальцев.

Окинув взглядом разгромленный кабинет, я уперся взглядом в де ла Серду. Он здесь. Живой. Как? Как враг прошел через внешнее кольцо охраны, через все разъезды и секреты? В голове роились вопросы, но я их отогнал. Потом. Все потом.

Алексей стоял посреди комнаты, глядя на меня. Бледное, в копоти лицо, свежая ссадина на скуле. Он тяжело дышал, но держался прямо. Рядом с ним Изабелла пыталась привести в порядок разорванное платье, ее пальцы тоже не слушались. А у камина стояла Любава, помогая Изабелле привести себя в порядок. Само присутствие Любавы в этом аду было самым сильным знаком того, что мир еще не рухнул окончательно. Она — душа этого дома.

Я подошел к Алексею. Слова не шли. Мы просто смотрели друг на друга — наставник и ученик, только что вместе выбравшиеся из преисподней.

— Все… — выдохнул он срывающимся голосом.

— Все, — подтвердил я, кладя ему руку на плечо. Оно было напряжено, как камень. В этот миг между нами окончательно рухнула последняя стена.

Секунда тишины. Хрупкая, как тонкий лед, секунда покоя. Но она разбилась.

Движение на периферии зрения — быстрое, почти незаметное. Один из лежавших на полу диверсантов, которого все сочли мертвым, вдруг ожил. Приподнявшись на локте, на последнем усилии, на чистой ненависти, он вскинул тяжелый пистолет. Его взгляд был прикован ко мне — последней цели, мозгу и душе этой проклятой крепости.

Время растянулось. Расширенные зрачки врага, палец, давящий на спуск… Орлов и Дубов рванулись к нему, но было ясно — не успеют. Алексей оцепенел от шока. Я и сам ничего не успевал. Благо, я загораивал Алексея, поэтому хотя бы за это я был спокоен.

Могила, которой я чудом избегал десятки раз, наконец-то разверзлась, чтобы меня принять.

И тут появилась Любава. Она была ближе всех ко мне, кроме самого Алексея. И она увидела угрозу. Пистолет, направленный на меня. Неотвратимость выстрела.

Она действовала на чистом, всепоглощающем инстинкте, на той тихой, безусловной любви, которую я так и не смог до конца ни понять, ни принять. С коротким, сдавленным вскриком, больше похожим