Предчувствие беды. Книга 1 - Борис Спартакович Акимов

небольшой багаж и уехала в Констанц. Петр Николаевич и Вера проводили ее до вокзала, посадили в вагон. Разговаривать не хотелось: все понимали, что прощаются надолго, может быть, навсегда, что начинается новая жизнь, что будущее неясно. Поцеловались. Вернувшись с вокзала домой, Петр Николаевич налил себе рюмку коньяку, сел в кресло в гостиной напротив закрытой двери в Ольгину комнату, пустую теперь, и задумался. Подошла Вера.

– Петя, – сказала она, – ты пойми, в России сейчас все-таки безопаснее. Поедем куда-нибудь на юг, хоть в Полтаву, – она улыбнулась: Полтавы она, конечно, не помнила, хотя и успела там родиться.

– Не думаю, Веруша, что нам позволят в Совдепии жить там, где мы захотим, – засомневался Петр Николаевич. – И так, как захотим. Пошлют в какой-нибудь Джезказган…

– Где это?

– Черт его знает. Но очень уж противно звучит.

Помолчали.

– Да хотя бы и в Полтаву. Что мы там станем делать?

– Работать, Петя. Им же сейчас нужны, которые умеют работать. Я могу в санитарки пойти в больницу. Есть же там у них больницы, а санитарки всегда нужны. Я ведь не боюсь никакой работы, ты же знаешь.

– Конечно, знаю.

– А ты устроишься на какую-нибудь фабрику. У тебя же опыт, все-таки пятнадцать лет в кондитерском деле.

– Я не в кондитерском, – усмехнулся Петр Николаевич всегдашней шутке, – я в шоколадном. А вот есть ли у них там шоколад?

На самом деле он уже навел справки: шоколад у них там был, и неплохой. Не такой, конечно, как на их фабрике, но вполне приличный. И Петр Николаевич, положа руку на сердце, надеялся, что его опыт пригодится, что он сумеет там не только устроиться, но и шоколад улучшить.

– «Полтавский шоколад», на весь мир знаменитый, – улыбнулся Петр Николаевич.

Вера улыбнулась в ответ, и в этот момент раздался стук в дверь. Петр Николаевич поднялся, открыл и увидел на пороге того самого молодого человека из посольства, который заходил к ним несколько месяцев назад. Сергей, кажется.

– Здравствуйте, Петр Николаевич! – с порога заулыбался молодой человек. – Разрешите войти?

* * *

Разрешение на отъезд они получили в феврале, но продажа квартиры, мебели и вещей заняли неожиданно много времени: цена, которую предлагали за квартиру, был смехотворна, чуть ли не в полтора раза ниже, чем квартира стоила им десять лет назад. Для Веры это странным образом было еще одним аргументом в пользу отъезда. «А через пять лет за нее вообще ничего не дадут!» – говорила она, и Петр Николаевич, к этому времени с отъездом совершенно смирившийся, кивал согласно.

Постепенно все-таки распродавали и раздавали имущество: мебель, большинство книг, посуду и всякую домашнюю мелочь, которая черт знает откуда берется и норовит забить все ящики, полки и углы. Самое необходимое – «на первое время», говорила Вера – сложили в четыре больших чемодана. Непонятно было, как быть с деньгами: Сергей, который теперь называл себя их куратором, ясно дал понять, что ввозить в Советскую Россию валюту не следует, предлагал через посольство обменять на рубли и положить эти рубли на их имя в какую-то загадочную сберкассу, но Петр Николаевич, в кои-то веки, все-таки решил иначе: все равно ехать прощаться с адмиралом, лучше перевести деньги на его счет, пусть лежат, бог его знает, как сложится.

Ольга писала, что добралась и устроилась, что адмирал сильно ослаб, но бодрится и очень ждет. Съездили в Констанц, провели там неделю, не слишком радостную, потому что Николай Карлович, ко всеобщему удивлению, разгневался их решению, пытался отговорить. Вера же была непреклонна, сердилась, один раз даже всплакнула, что было ей совершенно не свойственно.

– Я вам что на свадьбе говорил?! – кричал адмирал. – Я вам велел дождаться, когда комиссаров прогонят, и тогда в Россию ехать!

– Николай Карлович! – всхлипывая, говорила она. – Они же ужасные, эти нацисты, как вы не видите?!

– Твои комиссары еще ужаснее! – пыхтел адмирал, и тут Вера выдала аргумент, заставивший мужчин переглянуться: ход был сильный.

– Ну, там все-таки все ужасы уже в основном в прошлом, там же уже гражданская война кончилась, жизнь, конечно, бедная, но входит в колею, а тут же все еще впереди! Здесь с каждым днем все страшнее, а там с каждым днем будет все лучше…

Прощались с адмиралом коротко. Петр Николаевич обнял отца, тот сердился, отворачивался, чтобы не заметили, что и его проняло. Ольга плакала не скрываясь, обнимала Веру, крестила обоих… Тяжело было.

Вернулись в Мюнхен, поселились в гостинице – квартиру уже продали. К концу марта получили, наконец, все документы. Купили билеты на поезд, на 11 апреля. Стали ждать.

Утром 5 апреля Петр Николаевич открыл мюнхенскую газету и прочитал на первой полосе большими черными буквами: «Коммунистическое восстание в Будапеште!! Ультиматум Блюхера Румынии!!»

– Вера, послушай! – закричал он, чувствуя одновременно ужас и облегчение. – В Будапеште восстание! Советы требуют пропустить войска через Румынию для «помощи нашим сражающимся братьям»!

Два следующих дня газеты писали о массированной переброске советских войск через территорию Румынии к границе Венгрии…

– Петенька, у нас же билеты через Будапешт, – растерялась Вера. – Как же мы поедем?

– Вера, это война! Как ты не понимаешь? – ответствовал Петенька. – Нельзя сейчас никуда ехать.

Да, война.

Часть вторая

Глава 10

30 мая 1936 года армии Тухачевского и Якира перешли границу Польши по всей ее длине, одновременно войска Уборевича вторглись в Эстонию и Латвию и высадили морской десант в район Данцига. Войска Блюхера, к этому времени подмявшие под себя всю Венгрию, перешли границу Австрии. Ошеломленные, растерянные, не верящие, что все это происходит наяву, Германия, Англия и Франция в тот же день объявили войну СССР. В странах-союзниках была объявлена всеобщая мобилизация.

События развивались стремительно. Шестого июня капитулировала Эстония, 10 июня – Латвия, 16 июня – Литва. Семнадцатого ТАСС объявил о добровольном присоединении трех новых «союзных республик» к Советскому Союзу. В два дня были сформированы «социалистические правительства» (и откуда только взялись?). Армия устремилась дальше, войска НКВД остались. Начались чистки и депортации.

Наступающие танковые армии несли большие потери, но это не могло остановить наступление: сказывались и фактор внезапности, и умелое использование штурмовой авиации и воздушного десанта. Бои в Польше шли четыре недели, после чего все пятьдесят польских дивизий, наспех отмобилизованные и плохо вооруженные, оказались либо разгромлены, либо рассеяны. Тухачевский занял Варшаву 26 июня – пятнадцать лет ждал! К середине июля его войска и войска Якира заняли уже всю территорию Польши. И здесь схема была прежняя: территорию Польши разделили на части, что-то присоединили к Советской Украине, что-то – к Советской Белоруссии, из остатков скроили Польскую ССР, поставили просоветское правительство, и пошли чистки, массовые аресты, жестокая расправа НКВД с любым инакомыслием…

У Блюхера дела шли