Красавчик. Часть 2 - Андрей Анатольевич Федин

Мы с Юрием Григорьевичем на кухню не вернулись. Прошли в гостиную (где гудел вентилятор), уселись на стулья около аквариума. Я взглянул на трепыхавшийся под полкой платок, окрашенный Алёниной кровью. Дед будто бы озадаченно рассматривал суетившихся в аквариуме рыб и забрасывал меня вопросами. Спросил он меня о том, как жили «там, в будущем» Сан Саныч и Варвара Юрьевна. Я честно ему рассказал всё, что помнил на эту тему. Признался, что в детстве думал: у бабушки Вари звание выше, чем полковник. Потому что своим мужем она командовала, как генерал. Заверил прадеда, что в моём присутствии Александров никогда не повышал на свою жену голос. Рассказал, что бабушка часто бывает на могиле мужа: там она «разговаривает» с ним.

Мой прадед поставил в гостиной раскладушку ещё до возвращения Александрова. Сказал мне, что это спальное место для Сан Саныча. «Знаю его, — пояснил Юрий Григорьевич. — Теперь он с твоими бумажками полночи провозится». Сан Саныч его ожидания оправдал. По возвращении он организовал себе на кухне офис: обложился привезёнными мною из двухтысячного года газетными и журнальными вырезками, запасся чистыми листами бумаги, налил себе в пол-литровую чашку кофе. Меня он вопросами почти не побеспокоил. Выписывал в свои черновики встречавшиеся в статьях фамилии и даты, рисовал между ними стрелки, нечитаемым почерком выводил над стрелками пояснения. Я с четверть часа наблюдал за его работой. Затем пошёл в гостиную.

— Погоди, Красавчик! — окликнул меня Александров, когда я уже перешагнул порог кухни.

Я обернулся.

Сан Саныч указал на меня пальцем.

— К Гарину пока не суйся, — сказал он. — Жди моей команды. Слышишь меня?

— Слышу, Сан Саныч. Слышу.

Прадеда я нашёл в гостиной — тот рассматривал копошившихся в аквариуме рыб.

Он взглянул на меня и спросил:

— Что там Саня? Кхм. Командует?

— Командует, — ответил я.

— Любит он это дело. Оно у него хорошо получается. Слушайся его, Сергей. Саня опытный человек. Плохого он тебе не посоветует.

Я кивнул и улёгся на диван.

— Как ты возьмёшь кровь у этого школьного физрука? — спросил Юрий Григорьевич. — Под каким предлогом? Уже придумал легенду?

— А что там придумывать…

Я зевнул.

— … Возьму его на удушающий. Я же борец. Не вижу в этом большой проблемы. Суну ему в вену иглу, как только он вырубится. Сделаю всё тихо и без пыли. Не переживай, дед. Или мне теперь называть тебя папой?

— Зови меня по имени отчеству, Сергей, — ответил Юрий Григорьевич.

Он пару секунд помолчал и спросил:

— Какой ещё удушающий? Сергей, ты же самбист. В самбо нет удушающих приёмов.

Я улыбнулся, ответил:

— В спортивном самбо много чего нет, дед. Ты по этому поводу не грузись. Кровь маньячилы я тебе принесу, не волнуйся. Сработаю чисто. Без шума и пыли.

— Но только после того, как тебе скомандует Саня, — сказал Юрий Григорьевич.

Он кашлянул.

— Пусть командует, — произнёс я. — Спокойной ночи, дед.

* * *

Утром я проснулся без будильника. Сразу же посмотрел на платок, который чуть покачивался под полкой от сквозняка. Затем взглянул на прикрытое полупрозрачным тюлем окно. За окном ещё не рассвело. Небо выглядело почти чёрным, беззвёздным. С улицы пока доносился лишь шелест листвы и едва уловимый шум проезжей части. На кухне гудел холодильник. В маленькой комнате раздавалось монотонное похрапывание Юрия Григорьевича. На раскладушке около телевизора сопел Александров.

Сан Саныч пришёл из кухни примерно два часа назад. Я ночью слышал сквозь сон, как скрипнули под ним пружины раскладушки. Тогда же я почувствовал, что Александров принёс собой в гостиную аромат кофе и уже притупившийся запах одеколона. Сейчас эти запахи почти выветрились. Но мысли о кофе потревожили мой желудок — тот требовательно заурчал. Я взглянул на часы. Прикинул, что до открытия метро почти час: у меня достаточно времени, чтобы умыться и выпить чашку кофе.

Через сорок минут я уже нарядился в спортивные штаны и кроссовки. Натянул на себя безальтернативную белую футболку. Сунул в левый карман три пятака, пятидесятирублевую купюру и чистый носовой платок. В правый карман запихнул стеклянную банку (ту самую, в которой вчера привёз Юрию Григорьевичу смоченный Алёниной кровью платок). Банка оттопырила карман. Я взглянул на себя в зеркало, покачал головой. Вздохнул и всё же переложил банку и деньги в коричневый портфель.

Подумал о том, что в кроссовках и в спортивных штанах с портфелем в руке я выгляжу забавно. Прислушался. Юрий Григорьевич по-прежнему храпел, Сан Саныч посапывал в гостиной. Я снова взглянул на своё отражение в зеркале. Невольно вспомнил фразу из знаменитого фильма: «Каждый год тридцать первого декабря мы с друзьями ходим в баню…» Сам себе я ответил, что с портфелем иду не в баню, а на пробежку. Почти бесшумно закрыл за собой дверь, спустился по ступеням.

Вдохнул утренний московский воздух — он пах пылью, цветами и скошенной травой. Мимо дома проехал автомобиль, добавил в утренний коктейль ароматов запашок выхлопных газов. Я окинул взглядом безлюдный двор. Отметил, что проснулся не только я — в трёх окнах дома уже (или ещё) горел свет. Я снова сверился с часами. Сунул портфель подмышку и трусцой побежал вслед за автомобилем к улице Дмитрия Ульянова (в направлении станции метро «Академическая»).

* * *

Заметил, пока стоял около входа в метро в компании таких же ранних пассажиров, что небо над крышами домов посветлело и подрумянилось. Почудилось даже, что я услышал звуки робких птичьих голосов, с трудом пробившиеся сквозь шум, который создавали проезжавшие мимо спуска в метро автомобили. Надышался табачным дымом. Почувствовал себя знаменитостью: меня рассматривали почти все дожидавшиеся открытия метро граждане. В спортивных штанах и с портфелем в руке я привлёк к себе внимание даже пары хмурых пенсионеров, которые в такую рань направлялись не иначе, как на рынок (не на рыбалку же).

В вагоне поезда мне улыбнулась сонно потиравшая глаза девица. Я ответил ей вполне бодрой улыбкой. Рассматривали мы с ней друг друга недолго: я вышел уже на следующей станции — девица проводила меня печальным вздохом. Я взглянул на неё через окно (когда двери вагона уже закрылись), подмигнул ей и махнул рукой. Девица радостно сверкнула зубами. Поезд увёз её в тёмный тоннель. Я прошёл по гранитному полу мимо отделанных белым и жёлтым мрамором колонн. Вспомнил: в прошлый раз я был на этой станции в девяносто девятом году — мне