Катали мы ваше солнце - Евгений Юрьевич Лукин

Прикрыл, прислушался с надеждой.

– Ну скажи что-нибудь… – жалобно попросил он. – Обругай…

Голос молчал. Николай всхлипнул.

– Гады… – сказал он. – Гады… За что?..

За спиной гулко звякнуло. Николай повернулся и побрёл в комнату, догадываясь уже, кого он там увидит.

* * *

Витюлёк, застенчиво улыбаясь, снимал пробку. Нинка угрюмо, как пушка в форточке, смотрела на пластмассовый ящик.

– Где взял? – отрывисто спросила она.

– Принесли, – выдавил Колян и снова всхлипнул: – За что?..

– За что? – живо переспросил Витюлёк и встал, держа локоток наотлёт. – А действительно – за что? Кому, я спрашиваю вас, мешал голос из санузла? Звучный бархатный баритон – кому?.. Пришли, замочили… Страшно это всё, господа, просто страшно… – Витюлёк позволил себе скорбную паузу. – Можно, конечно, успокоить себя, сказать: «Ну и что? Одна белая горячка замочила другую. Вдобавок явно по ошибке. Делов-то!..» Но я заклинаю вас, господа: бойтесь подобных рассуждений! Ведь так легко ошибиться и спутать нашу реальность с белой горячкой! Они не просто неотличимы друг от друга – они тождественны!.. Это трагедия, господа! В мире бреда идёт борьба, и борьба беспощадная. Одним необходимо, чтобы Николай Цоколев бросил пить, а другим – это нож острый. Или – или. Или демократия, или фашизм. Третьего не дано.

Ошеломлённый Колян хотел перебить, но Витюлёк возвысил голос:

– «Как? – воскликнете вы. – Стало быть, не только пушка, но и вся окружающая нас реальность – белая горячка Николая Цоколева? Какой кошмар!..» Вот именно, господа, вот именно! И кто бы другой сумел допиться до такого кошмара? Сон разума рождает чудовищ. Взгляните хотя бы на наших лидеров, господа! Взгляните – и ваши сердца содрогнутся при мысли о том угарном мучительном похмелье, которое пришлось пережить Николаю Цоколеву!

Витюлёк приостановился, давая возможность Коляну покрыться мурашками. Нинка слушала и кивала с улыбкой физического наслаждения. Смысл речей Витюлька, по всей видимости, до неё не доходил, но интонации ласкали слух.

– «Как? – воскликнете вы вторично. – А наше прошлое? Что же, и великая русская история – тоже, выходит, горячечный бред Николая Цоколева?.. Призвание варягов! Переход Суворова через Альпы!..» Канечно нет! Николай Цоколев велик, но такое не под силу даже ему. Наша история всегда была, есть и будет плодом всенародной, я бы сказал, соборной белой горячки! Вспомним Владимира Святого, господа. Народная мудрость гласит: когда кажется – креститься надо. Какие же глюки явились нашим предкам в девятьсот восемьдесят восьмом году, если пришлось креститься всею Русью?! Нет, нет и ещё раз нет! У кого повернётся язык повесить на Николая Цоколева такой похмельный синдром, как покорение Туркестана или, скажем, щит на вратах Цареграда?.. Но за нынешний бардак, за развал страны, за разгул мафии, за резню на окраинах… – Голос Витюлька зазвенел и оборвался – белой горячке не хватило дыхания. – …за всё это, увы, несёт ответственность именно Николай Цоколев! Спорить тут не о чем – сегодня утром его сосчитали. И стоит ли удивляться, если к нему теперь врывается то одна группировка его похмельного синдрома, то другая; грозит оружием, ставит водку!..

Николай плакал.

«Подонок… – задыхаясь от жгучей ненависти и сладкой жалости к себе, любимому, думал он. – Какой же я подонок!.. Давить таких надо! Сунуть голову в водопроводный люк – и крышкой, крышкой!..»

Потом из общего мрака проглянула крохотная хитренькая надежда.

– А демократы… хотят, чтобы я не бросал, да?..

Витюлёк вздёрнул бородёнку и приспустил локоток.

– В сущности, все эти фантомы хотят одного и того же. Они хотят власти, господа. А уж к какому лагерю кто прибьётся – это вопрос случая.

– А-а… эти?

Колян робко указал вытаращенными, наслезёнными глазами на пушку.

– Армия пока колеблется, – сухо ответил Витюлёк. – Всё зависит от дозы, которую примет Николай Цоколев.

– А какую надо принять?.. – затрепетав, спросил Колян.

– Как же, примешь с вами! – грозно вмешалась Нинка. – Вот за что мужиков терпеть не могу: как сойдутся – так сразу давай про политику!..

Витюлёк немедленно обрёл выправку и вернул локоток наотлёт.

– Господа! – прочувствованно молвил он. – Я предлагаю выпить за душевный покой Николая Цоколева как за гарантию прочного мира в стране и за ближними рубежами!

– Только ты не исчезай, ладно?.. – взмолился Колян.

– Не буду, – заверил Витюлёк и не солгал.

Все, включая Нинку, выпили, а он как стоял – так и остался стоять.

– Ты… закусывай, – всполошился Колян, пододвигая Витюльку крупно, по-будённовски порубленный салат.

Хотя, если уж на то пошло, салат бы следовало подсунуть не Витюльку, а Нинке. Но, впрочем, в поступке Коляна тоже была своя логика: то и дело исчезая сразу после тоста, тамада запросто мог спьянеть без закуски.

– Благодарствуйте…

Витюлёк мило улыбнулся. Придвинул табурет поближе к столу, сел и с удовольствием захрустел куском огурца.

Колян глядел на него со слезами умиления:

– Да, но… как же?..

– А очень просто, – любезно отозвался Витюлёк, уплетая салат. – Ко мне уже привыкли, горячка пустила корни. Со мной теперь одной стопкой не сладишь.

Колян смутился:

– Ну зачем же… так-то… о себе-то…

– Давайте будем называть вещи своими именами! – предложил Витюлёк, отодвигая тарелку и явно заходя на следующий тост. – Да, я – белая горячка, но в отличие от остальных не боюсь себе в этом признаться…

Колян поспешно наполнил стопки. Витюлёк встал и, выпрямившись, принял любимую позу.

– Господа! – начал он на высокой ноте. – Подойдите к зеркалу, загляните в него, господа, и спросите себя: «Мог такой человек возникнуть в иной среде, кроме чьей-либо воспалённой подкорки?» Не спешите с ответом! Положите руку на сердце, установите внутреннюю тишину… Вы ахнете, господа, вы попятитесь! И будете совершенно правы. Да! Горячечные видения порождают друг друга… Возьмём того же Николая Цоколева! Имелся ли шанс у этого беспомощного интеллигента выжить в условиях страшного мира, созданного в беспамятстве им самим? Да ни малейшего, господа!.. Взгляните окрест себя! Кругом инфляция, безработица, кривая преступности становится на глазах прямой и отвесной… И вот в воображении Николая Цоколева возникает образ существа, которое бы заботилось о нём, кормило, поило и даже ходило бы иногда на работу… Я говорю о хозяйке дома, об очаровательной Нине Петровне.

Нинка так и расплылась от удовольствия.

– Ну уж прямо… – зардевшись, пробасила она, улыбаясь собственному бюсту.

– Так… это… – забеспокоился вдруг Колян. – Тогда выходит, что и меня тоже кто-нибудь… ну… вообразил…

– Вне всякого сомнения, – любезно отвечал Витюлёк.

Секунду Колян сидел неподвижно. Мысль усваивалась трудно, рывками.

– Кто?.. – хрипло выговорил он наконец, хватаясь за край столешницы и норовя встать. – Какая сука?..

– Цыть! – прикрикнула Нинка на