Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин

Обо всём этом нам с Мэдди любезно рассказала мисс Дженнет Блэк, подмастерье мистера Монка, девица воистину преинтересная.

Во-первых, она носила только чёрное, словно молодая вдова – от платья и перчаток до шейного платка.

Во-вторых, коротко остриженные волосы её были белы как снег, а светлой, не тронутой ни единым лучом солнца коже могли позавидовать даже потомки самых благородных родов.

В-третьих, она говорила неизменно тихим голосом, точно где-то поблизости стоял гроб с покойником и рыдали безутешные родственники, коих ни в коем случае нельзя потревожить неосторожным словом.

– Мастер Горацио вернётся через полчаса, – предупредила она нас сразу, перед тем как усадить за стол для посетителей. – Но вам определённо стоит подождать, определённо. Прошу сюда…

Шелестя юбками из жёсткой тафты, мисс Блэк расхаживала перед прилавком, ни на мгновение не замолкая и постоянно перескакивая с одного предмета на другой.

– Лесные фиалки надо делать из шёлка, а садовые – из тонкого бархата, это азы. Разная фактура лепестка, разная нежность… У меня очень нежный организм: я даже дома не снимаю вуали, иначе тут же краснею. Работать приходится по ночам; впрочем, мастер Горацио это одобряет. Он говорит, что смерть отдана ночи… или ночь отдана смерти? Мой отец находит его слова весьма утончёнными. Он писатель, знаете? Пишет готические романы и статьи для журналов. «Парапсихическое», «Спиритические явления», «Обзор потустороннего», «Оккультный вестник», очень солидные издания. Вы встречались когда-нибудь с потусторонними явлениями, леди Виржиния?

Разговаривать с любым собеседником на бесконечное множество странных тем, не меняясь в лице, – одно из умений, которые прививает аристократическое воспитание.

– О, время от времени сталкиваюсь, – ответила я. – Обычно встречи приводят к обоюдным симпатиям и самым тёплым чувствам, но бывает и иначе.

– С миром мёртвых всё примерно так же, как с миром живых, только условностей меньше, – кивнула мисс Блэк. – С покойной Матерью-Королевой мы беседовали вполне дружески – ей так наскучило бытиё в фамильном склепе без достойных компаньонов, бедняжке… Моя мать, к слову, долго занималась воспитанием детей, пока не нанялась к моему отцу, чтоб позаботиться о его сыновьях от первого брака, моих единокровных старших братиках. Но отец женился на ней и убедил написать книгу о воспитании: это приносит больше денег. Книги можно писать о чём угодно, главное подобрать хорошего агента и оплатить рецензии в газетах… Вы уже писали книги, леди Виржиния?

– Нет, не приходилось.

– О, здесь нет ничего мудрёного. Если вам уже случалось заниматься тем, о чём вы пишете, добавьте под заглавием: «Такой-то раскрывает секреты и делится своим обширным опытом». Если же нет, напишите: «Сенсация! Откровения Такого-то, который никогда в жизни и близко не подходил к предмету обсуждения!». Публика любит и то, и другое… Один мой старший брат – адвокат, другой – доктор, третий выбрал военную стезю, таким образом, амбиции моих родителей полностью удовлетворены, и я могу заниматься чем угодно. Мне угодно заниматься мёртвыми цветами. Мастер Горацио очень меня ценит. Вы знаете, что он вообще-то не любит людей?

– Мне доводилось слышать нечто подобное.

– Люди ему мешают. С утра приходит горничная, затем повар, поварёнок и мальчик для посылок, летом ещё и садовник. Они делают свою работу. Затем уходят. Мастер Горацио платит очень щедро. У него нет детей, но есть состояние. Мои и его цветы уже не отличить постороннему человеку, однако его работы покупают охотнее… А вот и мастер Горацио.

Наконец, когда мы были уже совершенно обессилены бесконечным потоком слов, вошёл мистер Монк.

«Скрюченный цверг» – так назвал его Эллис, помнится; что ж, против истины он не погрешил. Бывший похоронных дел мастер едва доставал головою мне до плеча, но что это была за голова! Право, она бы скорее подошла гиганту-атлету, а всклокоченная седая шевелюра, сияющим ореолом окружавшая мощный череп, только добавляла значительности.

– А, посетители, – произнёс мистер Монк, уставившись на нас по-старчески мутноватыми глазами. И сощурился: – Однако же не заказчики. Чем я могу служить?

Он угадал, что покупать мы ничего не собираемся, даже для виду – неудивительно, впрочем. На второй год я сама научилась отличать праздных зевак, отважившихся без приглашения заглянуть в знаменитое «Старое гнездо», от посетителей, и вовсе не потому, что знала последних по лицам и именам. Дело было в особой манере держаться и в мимике; кроме того, те, кто заранее озаботился разрешительным письмом, начинали почти сразу же искать взглядом столик. Зеваки же, беспардонно или украдкой, изучали обстановку, других гостей – и, разумеется, хозяйку кофейни.

То есть меня.

– Добрый день, мистер Монк, – наклонила я голову в знак приветствия и улыбнулась. – О вас мне рассказала миссис Эттвуд, которая обучалась в вашей мастерской недалеко от площади Примроуз около двадцати лет назад…

– У этой миссис Эттвуд есть имя? – немного ворчливо перебил меня мастер. – У меня много кто учился, и почти все те безответственные девицы повыскакивали замуж, спрятались за мужниной фамилией и если и используют преподанные им уроки, то лишь для домашнего рукоделия… Дженнет, птичка, принеси-ка мне чаю с бренди, я озяб с прогулки, – обратился он к девице-подмастерью, с кряхтением присаживаясь за стол. – Старость – не радость, милые леди, увы…

Мисс Блэк сделала книксен, точь-в-точь как горничная, и умчалась куда-то вглубь дома. Надо заметить, что в присутствии мастера она сразу же перестала тараторить; видимо, боялась его рассердить. Мне же этот старик не показался страшным, ничуть, напротив – он вызывал симпатию. Возможно, потому что занимался делом не ради заработка, а в своё удовольствие, давным-давно обеспечив безбедную старость; возможно, из-за живого ума, который не скрыть было ни нелюбезными манерами, ни скорбным выражением лица.

– Миссис Эттвуд, Диана Майлз Эттвуд, точнее, не позволила вашим урокам пропасть втуне, хотя и употребила в несколько непривычной области, – ответила я, когда мисс Блэк уже наверняка ушла подальше. – Она стала модисткой и держит лавку; неплохую, надо сказать. И вот в этом крошечном букетике миссис Эттвуд признала вашу работу, – добавила я и выложила на столешницу искусственные цветы.

Лилия, асфодель, увядший розовый бутон.

Мистер Монк резко выдохнул; сухие, сморщенные его губы задрожали. Он быстро унял волнение и взял себя в руки, однако секундной слабости хватило, чтобы понять: вид этих цветов ему определённо знаком.

– Я много таких букетов переделал, мисс… мэм… гмх, – кашлянул он.

– Леди Виржиния,