Фантастика 2025-101 - Михаил Иванович Казьмин

второго приказчика в лавке, он вместо Бабурова туда поступил на службу, так Нечаев говорит, что с Лизуновым Жангулова особо и не переговаривала, только по покупкам. Ну, могла пару слов и шепнуть, я так думаю.

Ну это да, могла. Я кивком пригласил Шаболдина продолжать.

— А вот что Жангулова делала вечером перед тем, как её задушили, с этим у нас загвоздка, — пристав недовольно нахмурился. — По записям Аминовой, Жангулову пригласил на ночь студент Васильков, да только и сам Васильков от того открещивается, и на очной ставке ни он Аминову, которой якобы заказывал девку, не признал, ни она его не признала. Аминова говорит, пришёл некий молодой человек в студенческом мундире, назвался Васильковым, адрес сказал, кстати, тот самый, где Васильков и проживает, задаток дал, всё как положено. Вот на полпути к тому дому, где студент комнату снимает, Жангулову и убили.

Да уж, хорошо кто-то следы заметает. Но, кажется, Борис Григорьевич не выговорился ещё до конца...

— Приметы того лжестудента Аминова описала плохо, они много кому подойдут. Думаю дождаться, пока изограф Елисееву Лизунова нарисует, да показать рисунок Аминовой. Глядишь, она его в том лжестуденте и опознает...

Хм... Что-то мне кажется, не будет такого. Но и хуже от того не станет.

— А самого студента проверили на предмет знакомств с остальными, кто по делу проходит? — задал я более интересный для меня вопрос.

— Вот как раз и проверяем, я людей послал уже, — что ж, службу свою Шаболдин знает. — Проверяем с особым тщанием, потому как Васильков на медицинском факультете учится.

Да, знает. Раз в деле возник очередной человек, связанный с медициной, губные будут искать возможную его связь с доктором Ломским, это очевидно.

— Но, Борис Григорьевич, если некто, назвавшийся Васильковым, правильно сказал адрес студента и саму фамилию его знает, разумно же предположить, что он сам с Васильковым знаком? — уточнил я.

— Разумно, — немедленно согласился Шаболдин. — И это мы тоже проверим. Но уж больно удобным этот Васильков для убийцы оказался...

— Это почему же? — не понял я.

— Ежели от Аминовской блядни пешком идти к дому, где снимает комнату Васильков, часть дороги пролегает по таким же тихим переулкам, как и тот, где Жангулову удушили. Люд там живёт небогатый, все рано утром работать идут, а потому и спать ложатся рано, вот никто ничего не видел и не слышал.

— А что, лже-Васильков тот именно Жангулову заказывал? — всё время после того, как Шаболдин рассказал эту историю со студентом, меня не покидало ощущение, что тут что-то не так, и наконец-то я понял, что именно.

— Аминова говорит, так, — ответил Шаболдин.

— Значит, получается, он должен быть с нею знаком? — вопрос показался мне вполне резонным.

— Ну да, так и получается, — согласился пристав и тут же сообразил: — То есть, вы хотите сказать, а где же они могли познакомиться?

— Именно, Борис Григорьевич. Тот, кто оставил заказ, Жангулову знал. И чем она занимается, знал, и где она этим занимается, знал тоже. Это или кто-то из завсегдатаев блядни, или и правда Лизунов, но вот его-то Аминова не опознает ни за что. Хоть рисунок ей показать, хоть живого Лизунова, скажет, что знать его не знает и вообще первый раз видит.

— А и верно, Алексей Филиппович, — задумчиво пробормотал Шаболдин, погрузившись в какие-то свои мысли.

— И студента Василькова этот заказчик знал тоже, — добавил я. — По крайней мере, знал, где тот живёт, и что он студент, знал тоже, раз сам студентом нарядился.

— Ладно, будем, значит, проверять и это, — заключил пристав.

По пути к дому я обдумывал услышанное от Шаболдина. Само по себе появление в деле новых людей меня не пугало. Всегда так бывает, тут ничего не поделаешь. Всплывают новые люди, новые события, новые подозрения и предположения. Это нормально. Со временем накапливается некая, как сказали бы в бывшем моём мире, критическая масса сведений, и вот её уже можно и так, и этак раскладывать по полочкам, рассматривать с разных сторон и приходить к более-менее логичным и непротиворечивым выводам, а из них уже складывать общую картину. Сейчас же я нахожусь в начале этого пути, и всё, что мне известно, представляет собой лишь разрозненные кусочки той самой картины. Хотя и по ним кое-какие выводы сделать уже можно.

В том, что Бабуров имел какое-то отношение к делишкам бесчестного вымогателя Малецкого, я был уже почти уверен. Как и в том, что делишки эти продолжают сообщники Малецкого, оставшиеся после взятия своего главаря на воле. В том, что Бабуров стал жертвой каких-то внутренних противоречий в шайке сообщников Малецкого, тоже. А вот что это могли быть за противоречия такие, я и представления не имел.

Хотя нет, как раз-таки представить суть тех самых противоречий я мог. Правильно говорил Шаболдин — убить и спрятать тело так, что и монахи не найдут, могут только за очень большие деньги. А применительно к тому, чем занимался Малецкий со своей шайкой, это означало, что шайка нацелилась на какое-то очень-очень крупное дело. Какое? Тут, на мой взгляд, речь могла идти только об очень богатой жертве. О ком-то, кто прячет некую тайну, огласка которой для него чрезвычайно опасна, и у кого хватит денег за неразглашение этой тайны заплатить.

Почему до этой жертвы не добрался сам Малецкий? Ну, мало ли... Мог и не успеть. Или те же сообщники, обнаружив ту самую тайну некоего богатого человека, могли главарю не сказать, приберечь добычу для себя. Или тоже не успели. Причин разной степени возможности тут могло быть множество, не в том главное. Главное, что у вымогателей что-то пошло не так, на чём-то они рассорились, и Бабурову эта ссора стоила жизни. Именно так я видел дело со своей, так сказать, колокольни.

...Домой я явился незадолго до ужина, за всеми делами день и прошёл. У нас вовсю шла подготовка к скорому отбытию матушки с девчонками и Митькой в Ундол. Митька, понятно, особым желанием ехать не горел, но как раз его мнение в расчёт никем не принималось.

— Ты так и продолжаешь искать мужа Лидии? — поинтересовался отец, когда после ужина все разошлись по комнатам, а мы с ним остались выпить по бокалу вина.

— Продолжаю, — ответил я.

— Успехи-то есть? — усмехнулся отец.

— Есть кое-какие, — улыбнулся я.