Поймать хамелеона - Юлия Цыпленкова

— Вы всё еще увлечены тем молодым человеком? — спросил Ковальчук, не спуская взгляда со спины пациентки.

Она пожала плечами.

— Не знаю. Он казался милым, был нежен и слова говорил… А утром я была разочарована, да еще и чувство стыда перед мужем. Разумеется, после возвращения мне было совестно посмотреть Максиму в глаза. Вот и весь секрет. — Она наконец обернулась и вопросила, глядя в глаза доктору: — И как же мне довериться ему, Федор Гаврилович, я ведь не где-то в лесу заплутала, а предалась греху, пала. Даже если и простит, то не забудет. Пусть остается как есть, а однажды всё забудется, и я стану прежней. — Еще чуть помолчав, Глаша добавила: — И вы обещали не рассказывать. Он не должен узнать, о чем я вам говорила.

— И не узнает, я ведь вам уже это сказал, — улыбка Федора Гавриловича была по-прежнему мягкой. — Присаживайтесь, голубушка.

Воронецкая решительно тряхнула головой:

— Нет. Я вам рассказала, и мне стало легче. Теперь хочу идти к мужу.

— Софья Павловна…

— Федор Гаврилович, не удерживайте меня. Я хочу к Максиму и пойду к нему. Более мне добавить нечего.

— Ну… — Ковальчук на миг поджал губы, — хорошо. Идемте, я вас провожу.

— Я могу и сама…

— Ну что вы, — Ковальчук покачал головой, — как можно. Вы дама, и я, как воспитанный мужчина, должен вас проводить. Не спорьте, голубушка.

— Да, конечно, — девушка улыбнулась и первой направилась к двери.

Федор Гаврилович последовал за ней, и взгляд его был задумчив. Доктор не поверил своей пациентке. Он ясно видел, что она выдумала всю эту историю, лишь бы поскорей покинуть его кабинет. А если и не выдумала, то не сказала всей правды. А раз так, то и обратно не придет… сама.

И когда они спустились вниз и, оглядевшись, направились к господину Светлину, который стоял неподалеку, привалившись плечом к фонарю, Федор Гаврилович произнес с милой улыбкой:

— Что ж, Софья Павловна, буду ожидать вас завтра в пять часов после полудни.

— К чему это⁈ — изумилась Глашенька. — Я ведь была с вами откровенна.

Михаил посмотрел на сестру и вновь перевел взгляд на доктора.

— Однако это всё вас угнетает, а, стало быть, нам есть еще, о чем поговорить. Так что я буду вас ожидать, — и он посмотрел на господина Светлина.

Тот понял, что весь этот диалог был для него, и кивнул:

— Соня придет, Федор Гаврилович. Сколько мы вам должны за визит?

— Пустое, — отмахнулся Ковальчук. — Пока платить не за что. Приводите супругу завтра, непременно приводите. Вы правы, моя помощь Софье Павловне необходима, и я могу ее оказать.

— Сердечно благодарю, — поклонился Воронецкий и задержал на психотерапевте пытливый взгляд, но тот лишь склонил голову в ответ.

После поклонился Глаше и направился прочь. Уже скрывшись за дверью, Ковальчук потер руки:

— Любопытный случай. Но я расколю этот орешек, непременно расколю!

Глава 8

Вечер был уже поздним, и можно было бы лечь спать, но Олег Иванович не спешил. Он сидел в своем кабинете и постукивал кончиками пальцев по поверхности стола. Рядом лежала начатая рукопись, как обычно, в доказательство писательской работе. Однако мысли Котова были далеки и от писательства, и от его приятелей.

Воронецкие исчезли, как и хамелеон, что, впрочем, было логично. Если вторженец поглотил Глафиру Алексеевну, то найти его можно было только найдя и ее. Впрочем, он мог добраться и до Михаила Алексеевича, и тогда в Петербург прибыл в одиночестве, но имея уже три личины, а вместе с ними и их знания, образ мыслей и черты характера. Одним словом всё, что некогда было братом и сестрой Воронецкими, а также Федотом Афониным.

Хотя… Воронецкие же выехали на своем экипаже, а значит, до Петербурга их должно быть трое. Да и тела не мог также бросить, как блаженного. Того хамелеон поглотил в лесу и оставил там. А Воронецкие и кучер — дело другое. Если бы взялся и за Михаила, то кучер увидел, что хозяев стало меньше на одного. Еще и в дороге они были, вокруг люди…

Тогда либо кучера мог поглотить, а после Воронецкого, или же вовсе не трогал ни того, ни другого. Если первый вариант, то в Петербург он добрался вообще в одиночестве, а если второе…

— Или его цель не Петербург… — пробормотал Олег и мотнул головой. — Надо прочистить голову.

Котов направился к окну, раскрыл его и вдохнул полной грудью. Взор его остановился на памятнике Екатерине Великой, воздвигнутом ее правнуком — императором Александром II. Императрица смотрела в сторону Невского проспекта, и Олег мог видеть императрицу со спины. Впрочем, Олег Иванович видел памятник множество раз, даже любил иногда посидеть на скамеечке в Екатерининском парке.

Он много раз смотрел и на государыню, и на фигуры видных деятелей ее эпохи: Потемкин, Румянцев-Задунайский, Суворов, Державин, Бецкой и Дашкова. И даже был в этом парке через пару дней после торжественного открытия памятника. На сами торжества не попал, был занят иным делом, а вот через пару дней, когда намеревался посетить Александринский театр, подошел и рассмотрел.

— Как приятно изобразил государыню господин Микешин, — услышал тогда Котов и обернулся к двум мужчинам, стоявшим у него за плечом. — Величественна, но не надменна, с легкой полуулыбкой. Да, чудесно.

Олег мысленно согласился с говорившим господином, ему памятник тоже пришелся по вкусу. Но в данный момент Екатерина Алексеевна мало его интересовала, хоть взгляд и остановился на бронзовой монаршей спине. Котов постарался вообще ни о чем сейчас не думать, чтобы дать себе отдых. Однако разум не желал передышки, и старший розыскник петербургского отдела Ведомства из иного мира вернулся к хамелеону.

Он еще раз вспомнил, что знал об этих сущностях. Они, как оборотни и перевертыши, обладали даром перемены облика, но перевоплощались по иному принципу. Тот же оборотень изначально обладал двумя ликами. Две половины одной сущности, и третьей быть уже не могло.

С перевертышами было иное дело. Изначально они были людьми, но могли принимать обличье любого существа, которое увидели хотя бы раз. Однако если не хотели привлечь внимание к себе, то исходили из роста. К примеру, слоненком стать могли, а взрослый слон размером со слоненка выглядел бы уже странно, как и какой-нибудь огромный хомяк.

В этом мире перевертышей знали, но путали их с оборотнями из-за смены лика.