Флеш-драйв - Сергей Зонин

— Все его знания есть в моей памяти.

— Его знания. Но не его фантазия. Не его находчивость. Виртуальным интеллектам не хватает креативного мышления.

— Верно. Но все остальные намного ценнее, так что другого выхода нет.

— Есть. Можно загрузить эти знания через наномашины коммуникационного интерфейса. Я врач по образованию. Поэтапный контроль выхода. Полное понимание процесса. Вероятность успешного пробуждения повысится.

— Твои примитивные мозги не выдержат знания развитой цивилизации.

— Попробуй. Удивишься. Или ничего не потеряешь. Работа уже сделана.

Протеанский стазис был далеко не просто пафосным названием ледяного анабиоза. Скорее уж ближе к «Стазису», самой удивительной технике биотиков азари. Использовалась она чаще полицейскими для задержания преступников, а также коммандос для захвата пленников, которых требовалось допросить. Мгновенно возникающие вокруг цели поля из твёрдого света сковывали её по рукам и ногам, одновременно защищая от не слишком сильных внешних воздействий.

Но на метаболизм или сознание жертвы эти поля никаким образом не влияли! Пленник полностью сознавал, что с ним происходит, дёргался, пытаясь вырваться, и если бы какой-то садист продержал его в стазисе несколько суток — умер бы от жажды.

Протеане оказались находчивее. Они придумали способ «арестовать» буквально каждую молекулу организма. Белки, из которых состоят живые существа, на микроуровне в основном прозрачны. Отдельную клетку можно просветить лампочкой насквозь. Крупное многоклеточное существо выглядит непрозрачным только потому, что свет многократно отражается, преломляется и поглощается в каждой отдельной клетке, пока от него ничего не останется.

После того, как протеанин ложился в капсулу, его тело заполнялось особой светопроводящей жидкостью, сложным полимером, молекулы которого играли роль световодов. Каким образом они сумели сделать эту жидкость нетоксичной, при этом проникающей в любые межклеточные пространства, и насытить её кислородом так, чтобы не мешать дыханию — это отдельная песня, Мордин, как биолог, искренне восхищался их изобретательностью. Стазисная жидкость в некотором роде сама была живым симбиотическим организмом, или по крайней мере комплексом наномашин.

Когда пропитка завершалась, твёрдый свет подавался через систему микросветоводов буквально в каждую клетку организмов, намертво сковывая все биохимические процессы. Протеане мгновенно твердели, как мухи в янтаре.

Чтобы благополучно пробудить пациента, нужно было сначала отключить твёрдый свет — строго комплексно, во всём теле, а то если крупная часть останется затвердевшей, когда другая оживёт — это равносильно ампутации. Затем ввести в тело антидот, вызывающий распад стазисной жидкости и проконтролировать безвредный вывод её остатков — часть растворяется в крови и потом выводится почками, часть переходит в газообразные фракции и удаляется с дыханием.

Для врача уровня Мордина это была совершенно детская задача. Изначальные настройки капсул он, не колеблясь, вышвырнул прочь — грубо, примитивно, оптимизировано под надёжность и простоту эксплуатации техники, а не безопасность пациента. Для каждого из спящих разработал собственный режим пробуждения. Одни должны были лежать в капсуле ещё час после отключения света, получая гемодиализ и различные уколы, другим наоборот рекомендовалось немедленно вставать, чтобы движение активизировало собственные «уснувшие» системы. Благодаря сверхскорости и коммуникатору, принимающему команды напрямую из нервной системы саларианца, он лично контролировал процесс в реальном времени, где-то давая электрическую или химическую стимуляцию, а где-то даже осуществляя срочное микрохирургическое вмешательство.

Наконец первый протеанин поднялся из «гроба» и очень внимательно посмотрел на него, наклонив голову.

— Саларианец в одежде, — задумчиво сказал он. — И с наручным коммуникатором. Суть шутки я понял. Но теперь дрессировщик может выходить.

Мордин понимал его слова вполне ясно — вместе с теорией и практикой стазиса в его мозги было залито знание протеанского языка. А саларианское зрение позволяло считывать малейшие нюансы поведения собеседника. Может, у Мордина и меньше глаз, но зато они по размеру перекроют все четыре протеанских.

— Какое неблагодарное насекомое, — заметил он. — Рекомендую не совершать резких движений. Во избежание пробуждения пищевых рефлексов.

— Что⁈

— Саларианцы едят мух, — он нарочито неторопливо облизнул языком глаза. — Ты — большая муха. Много еды. Могу не сдержаться.

— Да что ты несёшь⁈ — не выдержал протеанин. — Саларианцы всегда были пищей! Деликатесом!

— Были. Сорок восемь тысяч лет назад. Пищевая цепочка… несколько изменилась.

— Сколько⁈ Не может быть! Только пятьсот лет…

— Нейтронная бомбардировка. Повреждённый интерфейс. Повреждённые ремонтные роботы. Повреждённое всё.

— Не может быть… Невозможно… — протеанин отступил, со страхом глядя на Мордина, словно тот лично воплощал в себе все минувшие тысячелетия. — Так ты… ты действительно разумный саларианец? Вы… эволюционировали за это время?

— Скорее безумный саларианец, — вмешался в их разговор «Победа». — То, что он рассказывает, не может существовать, но он верит в реальность этого. Прикоснись к интерфейсу, Мариан. Прошло много времени. Я должен передать тебе много информации.

— Возможно, стоит подождать пробуждения командующего Явика? — предположил протеанин. — Я… несколько сбит с толку. Мне трудно представить всё, что случилось… я не могу принимать решения за всех, это превышает мой уровень…

— Нет. Я пока не могу доверить этому существу пробуждение аватара. Он ведёт себя слишком подозрительно.

— Что ты имеешь в виду, «Победа»?

— Это долго объяснять устной речью. Используй терминал.

Мариан прикоснулся к колонне. Его окутало светом — и хотя Мордин знал, что это всего лишь передача информации, казалось, что протеанина ударило током. Он инстинктивно отшатнулся и тяжело сполз по стене.

— Не может… не может быть… Нет… Целый цикл совсем впустую…

— Полностью с вами согласен, — холодно заметил виртуальный интеллект. — Показанного этим существом быть не может. Ваших полномочий достаточно, чтобы дать санкцию на его уничтожение. Даёте?

— Погоди… — протеанин поднял руку, — сколько лет прошло по твоему таймеру? Он врёт про эти тысячелетия?

— Нет, в этой части его информация точна. С момента закрытия капсул прошло 19 512 лет Сомарта.

Сомарт — это имя, которое носила планета Эден Прайм в протеанском цикле.

— Больше сорока тысяч лет Цитадели… Нет… всё же было как будто минуту назад… Но… Жнецы ведь ушли?

— Если гипотеза о циклах Жатвы верна, то да. Если сведения так называемого Зума о внешнем мире верны, то да. Я жду вашего решения…

— Мне нужно увидеть своими глазами… Выход на поверхность сохранился?

— Лифт не работает, но есть проход, который, по его утверждению, он проделал с поверхности сам. Однако, если вы последуете за ним, я не смогу гарантировать ни вашей безопасности, ни вашего рассудка. Вполне возможно,