Муля, не нервируй… Книга 4 - А. Фонд

— На каком основании? — удивился я, — я работаю методистом отдела кинематографии и профильного управления театров Комитета по делам искусств СССР…

— Ты начальник отдела! — перебил Большаков, но я усмехнулся и покачал головой:

— Ничего подобного. Я просто выполнял функционал начальника отдела и мне доплату делали. По просьбе Сидора Петровича. А официальная должность у меня — методист. Так что в моих должностных обязанностях ни слова не сказано, что методисты должны писать советско-югославские проекты, включающие сценарий, смету и техническое задание.

— Но ты написал! — указательный перст Большакова обличительно уставился на меня.

— Ну и что? — пожал плечами я, — мало ли чем я на досуге увлекаюсь. Я ещё люблю крестиком вышивать. Александрову случаем салфеточки с помпончиками не нужны? А то я заодно могу презентовать, если уж ему моё творчество так в душу запало…

— Он даже не знает, что это твоё творчество, — хмуро вздохнул Большаков.

— Всё он прекрасно знает, — вежливо улыбнулся я. — Те, кто ему о проекте напели, рассказали и остальное.

— Ладно, Муля, хватит паясничать, — устало потёр виски Большаков, — давай не ругаться. Отдай курьеру документы и будем считать, что инцидент исчерпан. С Александровым лучше не связываться…

— Я не против, — покладисто ответил я.

Большаков облегчённо вздохнул, а я продолжил:

— Только хочу письменное распоряжение получить. От вас или от Козляткина.

Большаков опять начал наливаться краснотой, поэтому я торопливо сказал:

— Вам это не составит никакого труда, а для меня важно, для дальнейших профессиональных перспектив.

Большаков посмотрел на меня как-то так… брезгливо, что ли. Но ругаться дальше не стал. Кивнул и с мрачным видом нацарапал на бланке пару строк.

Хмуро пододвинул бумажку ко мне и буркнул:

— Исполняй!

Я взял бумажку и посмотрел на неё. На ней было написано:

Методисту отд. кинем. и проф. упр. театров Бубнову!

Срочно!

Распоряжение.

Подготовить пакет документов, включающий смету, сценарий и ТЗ по сов-юг. проекту. Передать курьеру для отправки в Институт философии Александрову Г. Ф. Срок — до конца рабочего дня.

Подпись: Большаков.

— Доволен? — на скулах Большакова заходили желваки.

— Вполне, — вежливо ответил я и добавил, — но все эти документы находятся у меня дома. Сами понимаете, писал я это всё в свободное от работы время. Разрешите сходить забрать?

— Разрешаю, — проворчал Большаков и на всякий случай добавил, — и давай без этих своих штучек, Муля.

Я кивнул и вышел из кабинета. Изольда Мстиславовна сидела, как на иголках.

При виде меня, она чуть не подпрыгнула, вглядываясь в моё непроницаемое лицо:

— Ну что там, Муля? Сильно он кричал? — с тревогой спросила она.

— Не сильно, — успокоил её я и попросил, — Изольда Мстиславовна, зарегистрируйте, пожалуйста это распоряжение.

— Так тебе в канцелярию надо, — покачала головой она, рассматривая сквозь очки распоряжение Большакова.

— Там долго будут, — пояснил я, — я потому сперва и хочу у вас в журнале отметить. Видите же, здесь пометка стоит «срочно»?

Изольда Мстиславовна спорить не стала, лишь чуть нахмурилась, но запись в журнал таки внесла.

Распрощавшись с милой старушкой, которая не стала задерживать меня, потому что работа должна быть всегда на первом плане, я отправился прямиком в канцелярию. Там, сославшись на личное распоряжение Большакова, которое ещё и Изольдой Мстиславовной завизировано, я безо всякой очереди и проволочек зарегистрировал в общем журнале исходящей документации и, довольный собой, как стадо слонов, отправился домой.

Казалось бы, почему я довольный?

А всё было просто. Я таким вот образом подстраховался на будущее. Не хотелось подводить руководство.

Но домой я не пошел. Вместо этого отправился прямиком… к Надежде Петровне.

К моему счастью, Адиякова дома не было (мы так с ним и не помирились).

Зато Мулину мамашку я застал. Она возилась в большой комнате с какими-то выкройками и весело напевала что-то себе под нос.

Надежда Петровна мне обрадовалась:

— Муля! — воскликнула она, — ты пришел с Пашей мириться⁈ А его нету. И завтра тоже не будет. Он уехал опять в Калинин. Ты так похудел! Давай я тебя покормлю! У меня есть совершенно замечательные биточки и чудесная запеканка. А ещё я достала совершенно потрясающий бисквит. Вот увидишь, тебе понравится…

— Погоди, мама, — перебил я этот бурный поток сознания. — Мне помощь нужна.

— Помощь? — растерялась она и пробормотала, — но Паша же…

— Мне твоя помощь нужна, мама! — сказал я и посмотрел на неё, как обычно смотрит маленький сыночек на маму, когда хочет новую машинку или пистолетик.

— Что? Что случилось? — забеспокоилась Надежда Петровна.

— Пока ещё ничего, — поспешил успокоить её я, — но может случиться. В общем, у меня на работе небольшая проблема и выполнить отчёт я вовремя не успеваю.

Я тяжело вздохнул, посмотрел на неё полными печали, обречёнными глазами и продолжил:

— Мама, у тебя есть знакомый врач, чтобы сделал мне справку, что я заболел? Больничный.

Глаза у Надежды Петровны стали по пять копеек. А я добавил:

— Не безвозмездно, конечно же.

— Мулечка! О чём ты говоришь! — замахала руками Надежда Петровна и решительно нахмурилась, — мама сейчас всё порешает! Иди, сыночек, на кухню и достань из холодильника биточки. А запеканка на сковороде. Ещё тёплая. Покушай! А мама сейчас позвонит кому надо и всё сделает! Ты только не волнуйся!

Я просиял, подошел и чмокнул Надежду Петровну в щёчку:

— Мама! Ты у меня самая лучшая в мире! Только проси, пусть подольше больничный делают. А то я отчёт не успею доделать. Уж очень он тяжёлый, не справляюсь.

Надежда Петровна от такого признания вся аж зарделась и со счастливым видом бросилась обзванивать знакомых врачей.

А я пошел на кухню. Почему бы не продегустировать биточки, раз мама сказала? Да и запеканка тоже вызывает интерес.

Я не успел ещё дойти до бисквитов, как на кухню заявилась довольная Надежда Петровна и сообщила:

— Всё, Муля! Через час сходи в больницу. Я вот адрес записала, — она положила на стол мне листочек из ученической тетрадки и добавила, — там будет Ксения Владимировна. Она тебе больничный сделает.

— Надеюсь, она не гинеколог? — пошутил я.

— Муля! — вспыхнула Надежда Петровна, — Ну и шуточки у