Бледный король - Дэвид Фостер Уоллес

предысториями) в далеком, как нам всем теперь кажется, прошлом. Для начала, людей это уже меньше волнует. Я имею в виду людей в книге. Работникам юротдела издательства было куда проще собрать подписи на разрешения, чем прогнозировал юрист. Причины тут разные, но все же (как и втолковывали мы с моим адвокатом) очевидные. Из названных, описанных, а иногда даже возникавших в сознании так называемых «персонажей» «Бледного короля» большинство уже ушло из Службы. Из оставшихся кое-кто поднялся до таких уровней GS, когда они уже более-менее неуязвимы [23]. А еще из-за времени года, когда были предоставлены для ознакомления черновики книги, некоторые работники Службы, уверен, были так заняты и загружены, что даже толком не читали рукопись и, подождав достаточно, лишь бы казалось, будто они пристально изучили текст и, поразмыслив, подписали согласие – просто чтобы чувствовать, что одним делом стало меньше. Также кое-кому вроде бы польстила мысль, что кто-то обращал на них внимание и годы спустя вспомнил их вклад. Пара человек подписали, потому что остались моими личными друзьями; один из них – возможно, самый драгоценный и самый важный для меня друг. Кое-кто уже скончался. Двое, как оказалось, находятся в тюремном заключении, из них один – тот, на кого в жизни не подумаешь.

Подписали не все; я так не говорил. Но большинство. Кое-кто даже согласился на интервью под запись. Где уместно, записанные на диктофон ответы переносились непосредственно на бумагу. Другие любезно подписали дополнительные согласия на использование некоторых их аудио- и видеозаписей, сделанных в 1984 году в рамках отмененных мотивационных и рекрутинговых мероприятий Отдела кадров Налоговой службы [24]. В совокупности они предоставили множество воспоминаний и конкретных деталей, которые в сочетании с техниками реконструктивной журналистики [25] помогли изобразить сцены невероятных авторитетности и реализма вне зависимости от того, присутствовал ли сам автор физически на месте происшествия или нет.

Что я пытаюсь донести: это все равно по существу правдиво – то есть книга, к которой написано это предисловие, – вне зависимости от разнообразных искажений, деперсонализации, полифонизации и прочих украшательств некоторых из дальнейших § ради соответствия дисклеймеру. Это не значит, будто все такие украшательства – просто неоправданные приколы; учитывая вышеупомянутые юридические/коммерческие ограничения, они оказались неотъемлемой частью всей задумки книги. Концепция, как согласились юристы обеих сторон, в том, чтобы читатель воспринял такие приемы, как смена ТЗ, структурная фрагментация, намеренные нестыковки и т. д., просто как современные литературные аналоги «Жил да был…», или «В тридевятом царстве…», или любой другой традиционной техники, дающей знать читателю: далее следует вымысел, относитесь соответственно. Ведь – как знают все, пусть даже неосознанно, – между автором книги и ее читателем всегда есть некий негласный договор; и условия этого договора зависят от определенных кодов и знаков, которыми автор показывает читателю, что это за книга – то есть вымысел/невымысел. И эти коды важны, так как подсознательный договор документальной литературы очень отличается от договора художественной [26]. Что я сейчас пытаюсь сделать – в защитных рамках дисклеймера с оборота титула, – это обойти все негласные коды и стопроцентно открыто и прямолинейно расписать перед вами условия текущего договора. «Бледный король» – по сути, документальные мемуары с дополнительными элементами реконструктивной журналистики, организационной психологии, базовой теории гражданского и налогового права и т. д. Наш взаимный договор основан на допущениях а) моей правдивости и (б) вашего понимания, что все нюансы или семионы, с виду подрывающие эту правдивость, на самом деле являются защитными юридическими приемами – примерно как стандартные положения, сопровождающие тотализатор и договоры гражданско-правового характера, – и потому надо их не расшифровывать или «считывать», а просто принять как цену нашего с вами, так сказать, общего бизнеса в сегодняшнем коммерческом климате [27].

Плюс еще автобиографический факт, что, как и многие другие задротистые и разочарованные молодые люди того времени, я мечтал стать «художником», то есть человеком с оригинальной и творческой взрослой работой, а не скучной и машинной. Моей конкретной мечтой было стать бессмертно великим писателем вроде Гэддиса или Андерсона, Бальзака или Перека и т. д.; и многие записи в блокнотах, на которых основаны отдельные части данных мемуаров, сами по себе литературно приукрашены и раздроблены; так уж я в то время видел. Отчасти можно сказать, из-за литературных устремлений меня и занесло во время академа на работу в РИЦ Среднего Запада, хотя в основном эта предыстория к делу не относится и будет затронута только в данном предисловии, и то кратко, а именно:

Короче говоря, правда в том, что самые первые художественные тексты, за которые мне, собственно, платили, связаны с некоторыми студентами в моем первом колледже, очень дорогом и высокоинтеллектуальном, где учились в основном выпускники элитных частных школ Нью-Йорка и Новой Англии. Чтобы не вдаваться в кучу подробностей, просто скажем, что я писал определенные прозаические тексты для определенных студентов по определенным предметам и что эти тексты считаются художественными в том смысле, что стили, тезисы, академические персонажи-рассказчики и авторские имена в них были не мои. Ну вы поняли. Главный мотив этого маленького предприятия, как оно часто и бывает в реальном мире, – финансовый. Не то чтобы я отчаянно нуждался в студенческие времена, но семья у меня далеко не зажиточная, и частью моего пакета финансовой помощи были крупные студенческие займы; и я понимал, что студенческий долг, как правило, не предвещает ничего хорошего никому, кто хочет после выпуска встать на какой-либо творческий путь, ведь хорошо известно, что большинство творцов годами вкалывают в аскетической безвестности, прежде чем заработать какие-никакие деньги своим ремеслом.

С другой стороны, в колледже было полно студентов, чьи семьи могли себе позволить не только полностью оплачивать учебу, но и, видимо, без лишних вопросов давать средства на любые личные расходы. Здесь под «личными расходами» имеются в виду всякие поездки на горнолыжные курорты на выходные, безумно дорогие музыкальные центры, вечеринки студенческих братств с битком набитым баром и т. д. Не говоря уже о том, что весь кампус занимал меньше двух акров, но большая часть студентов все равно умудрялась рассекать на личных машинах, хотя парковка на территории тоже стоила 400 долларов в семестр. В общем, с ума сойти можно. Во многих отношениях этот колледж и познакомил меня с мрачными реалиями классовой системы, экономической стратификации и очень разных финансовых миров, где обитают очень разные американцы.

Среди этих студентов высшего класса действительно хватало испорченных, безмозглых и/или неотягощенных совестью. Другие находились под большим давлением семьи и по тем или иным причинам не могли реализовать то,