Паргелион - Аня Тормент

— И кто была Медея из сказки?

— Кто она была? Царевна. Волшебница.

Дара уважительно кивнула и взялась за подогретое мясо, решив оставить остальные подробности для более подходящего момента.

Эйо она увидела на следующий день. Гора величественно возвышалась над всем остальным пейзажем.

— Это Эйо! — восторженно пояснила девочка, но Медея не слишком разделила её энтузиазм. Она только хмыкнула и сообщила, что в незапамятные времена люди считали, будто на самой высокой горе, которую видно по всей округе, живут боги. Только она, Медея, никогда не понимала, зачем так перед ними млеть? А Дара подумала, что это многое объясняет. Хотя Ситху говорил, Эйо живёт где-то внутри горы, а не на ней. Пока сложно было решить, кого считать более авторитетным источником: его или М3. Но в одном Ситху был прав — он предрекал гнев Эйо, и это сбылось, даже жертвоприношение не помогло. А ещё cтарейшина уверял, что этот гнев навлекла она, Дара. Может, и не только тем, что ходила в мёртвый город, а просто потому, что жила на свете.

Утром следующего дня девочка поняла, что лес, по которому она идёт, — их лес, её лес, только заходит она в него с другой стороны. А значит, скоро, скоро уже она будет дома, и будет греть отмороженные ноги у печи, и будет есть материну похлёбку и мясо, тушёное с травами, и будет рассказывать им, как чудом избежала смерти и как убила Кривозубого. Только не скажет она, как холодно, безразлично к этому было её сердце. Как не нашлось в нём ни жалости, ни страха. Тех, других чужаков она убила в битве, она не видела их глаз, а здесь… Кривозубый всё же смог что-то в ней изменить, заразил её своей глухой пустотой, которая теперь пряталась внутри. Нет, этого она не скажет никому и никогда.

А вот и деревня, темнеет на фоне белеющих гор и уже покрывшегося льдом озера. Скорей домой! Собрав все силы, Дара бросилась бежать, спотыкаясь о кочки. Но чем больше она приближалась, тем больше замечала — что-то не так. Запах, запах был совсем другим: не тот приятный дымный аромат, который был таким знакомым, таким тёплым и уютным после проведённого на охоте дня. Это был запах гари, пепла и чего-то ещё, очень смрадного, очень едкого. Так пахло, вспомнила она, когда сжигали покойника.

Проломленный частокол, колья там и здесь. Вон от тех домов остались только горелые балки. Вон те в целости, но… Она споткнулась обо что-то и отскочила — из-под снега торчала мёрзлая рука. Там тело лежит, и вон там, а вон туда снегу намело, но, кажется, и там есть что-то. А, это собака. Тоже мёртвая.

Те дворы уцелели, сходить бы туда, вдруг кто в живых остался. Но ноги сами понесли девочку дальше, как будто поняла она и так, что нет никого. А снегу намело за эти дни много, следы оставались глубокие, но только её. Только Дары.

Вон там крыша выгорела, а дом стоит. А, нет, всё-таки нет одной стены, и торчат его обнажённые внутренности. А там… ох, кто-то чёрный как смоль, обгорелый. Это пахнет смертью.

Девочка шла, почти закрыв глаза, домой по памяти, ноги сами несли её. Вот и их двор, забора больше нет, а дом весь черён. Что ж это снег никто не почистил? Она обвела глазами двор: где ж они, мать и Кий? От дома остались одни обгорелые балки. Вот тут крыльцо было, как же… Тут увидела — лежит рядом с домом тело. Отряхнула — замёрзло, посинело лицо матери, открытые застывшие глаза смотрят на небо. Потрогала её, постаралась глаза закрыть, но не вышло. Тогда снова присыпала снегом. «Спи, спи. Спи, Ино», — всё приговаривала она в оцепенении, заледеневшими губами повторяя имя матери. Где же брат? Покричать, позвать его? Было тихо, так тихо, что казалось кощунством кричать среди них, спящих. Будить их. Походила по двору, посмотрела внутри. Брата не было. Может, он там, у трёх колодцев. Валялась посуда, старая утварь. Остальное, наверное, чужаки забрали. Не солгал Кривозубый. А это… Дара подняла с земли что-то светлое, завалившееся за доски, глянула и прижала к груди — то была её совиная маска, которую она обронила, когда уходила из дома в тот самый день в последний раз.

Девочка, прижимая к груди грязную птичью маску, села на обгорелую лавку, которую мать всё просила Кия починить, и уставилась на горизонт. Серели облака, кучнились, наливались свинцом, и там, выше облаков, был Эйо, и вершину его подсвечивало вечерним золотом, которое не доходило до земной черноты. Лучи солнца, пролетая сквозь облака, создавали игру света, и казалось, что где-то там есть дверь, куда все они, мёртвые, должны уйти. А Эйо смотрел на неё с высоты, вовсе не зло, как раньше, вовсе не сердито, даже ласково. По-доброму смотрел, потому что знал, что теперь она осталась совсем одна.

Глава пятая. Долина

Она впилась зубами в поджаренное на огне заячье мясо — никогда не ела ничего вкуснее. Голодание последних дней и тяжёлые физические нагрузки дали о себе знать. Конечно, мать сказала бы, что заяц суховат, но Дара считала, что получилось божественно. Запихав в себя ещё пару кусочков, она решила отложить остальное на вечер — эта местность была не слишком богата живностью. Пока девочка утоляла свой зверский голод, сопровождая этот процесс характерными звуками, Медея хранила тактичное молчание. И это было даже хорошо, ведь её комментарии последнее время только раздражали. Отношения с ней вообще складывались непросто. Часто после очередного спора, который заканчивался тем, что Дара срывалась и посылала спутницу куда подальше, та не подавала никаких признаков жизни, кроме странных пищащих сигналов, и было совершенно не ясно, что они означают.

Пещеру, в которой она обитала уже как дня три, Дара нашла случайно. Просторная, удобная и очень тёплая — настоящее везение, потому стоило остаться на несколько дней. С одной стороны, погода не годилась для того, чтобы продолжать дорогу: всё время мело, было ветрено, и через час холод пробирал до костей. С другой — впереди лежала так называемая «долина смерти», о которой в деревне ходили легенды — там, якобы, водятся чудовища. Ситху очень любил стращать народ этим злополучным местом. Значит, скоро Дара узнает, врал он или нет. А отсидеться она решила не потому, что раздумывала — нет. Скорее потому, что хотела