Владыка Нового Мира 3 - Максим Злобин

– Пойдёмте-пойдёмте! Стол, должно быть, уже накрыт!

Обогнув особняк, мы всей толпой вошли с заднего входа прямиком в столовую. Все наши, – кроме сэра Додерика, естественно, – уже были тут. Расселись, пускали слюну на разносолы, но к еде пока что не притрагивались.

Что до самой столовой, то это была огромная, просторная, почти пустая комната с длинным столом по центру. Вдоль одной стены скромная барная стойка на три стула, а по центру противоположной здоровенный камин. А над камином – картина. Коллективный, так сказать, портрет. Семейство Чёрных в полном составе:

Довольный собой Константин Львович вальяжно сидит в кресле, рядом положив руку ему на плечо стоит жена, а с другой стороны семеро дочерей. Одна так стоит, другая сяк, а кто-то вообще на полу лежит и машет рукой, – при этом совсем малышек среди них нет, и все предположительно погодки. И вайб у картины вообще не аристократический. Не на серьёзных щах, а больше похожий на семейную фотографию – добрую, весёлую, уютную.

Короче говоря, проходя мимо не смог на ней не задержаться. Постоял чуть, поулыбался. Подумал немножко о том, что счастлив, должно быть, тот, кто может позволить себе такую семью, и уже собирался двинуться к столу, но тут:

– Вадим? – тут понял, что с Менделем что-то не так.

Мой шурин застыл, вперившись в картину. Не моргал и как будто бы даже дышать разучился.

– Вади-и-им? Ты чего?

– Это она, – на выдохе сказал он, перевёл на меня взгляд и повторил: – Это она.

– Кто «она»?

Вместо ответа Мендель затравлено оглянулся по сторонам, а затем прошептал:

– Нам нужно поговорить.

Зацепка? Ты ли это? Неужто я слышу чарующие звуки подкустового рояля?

– Константин Львович! – крикнул я. – Прошу прощения, а где у вас здесь уборная?

– Прямо по коридору, – ответил Чёрный. – Потом налево. А вы… вы вместе что ли собрались?

– Припудрить носик, – я подмигнул Лизе, чтобы та посмеялась моей шутке, а затем вывел Менделя из столовой. – Ну?

– Так, – Вадим снял очки и крепко сжал переносицу. – Свадьбы не будет. Прости меня, Харон, но только не теперь. Что хочешь со мной делай, мне вообще наплевать. Я ведь её всю жизнь искал, понимаешь?

– Да кого «её»-то⁈

– Её! Ох… Даже не знаю, с чего начать.

– Начни уже с чего-нибудь, пожалуйста.

Итак…

За закрытой дверью сортира на первом этаже особняка, под шум льющейся в раковину воды, Мендель поведал мне историю. Начнём с того, что когда ему показалось будто бы он где-то уже видел Константина Львовича, ему не показалось. Действительно видел.

Давным-давно, в столичной Академии для одарённых, когда проходил обязательный для одарённых дворян двухгодичный курс. И если Мендель ничего не путает, то Чёрный был там. Присутствовал на всех родительских собраниях, и с собственных средств устраивал салют на выпускной, вот только тогда он назывался фамилией Белов. И лично я в этот перевёртыш верю, ведь его проще всего придумать. Зайцев – Волков, Бабкин – Внуков, Злобин – Добрынин, Чёрный – Белов.

К тому же, понятно зачем это было сделано. Константин Львович ведь не из дворян, но при этом персона известная, и потому для обучения одной из дочерей в Академии мог подделать документы. Или же просто занести руководству? Ну… чтобы лишних вопросов ни у кого не возникало.

Ну а теперь к главному. К его учившейся вместе с Менделем дочерью.

– Оленька…

Первая любовь Вадима Евграфовича. Чистая, светлая, подростковая. Не в силах удержать улыбку, Мендель рассказывал, как лазал к ней по ночам в женский корпус, как они гуляли под луной, как держались за руки, клялись в любви и легкомысленно строили планы, которым никогда было не суждено сбыться.

Перебивать Вадима я не перебивал, и всё ждал эпизода про… м-м-м… сеновал, например. Однако так сильно откровенничать Мендель не стал, так что уж чего не знаю, того не знаю.

– А потом настал выпускной, – шурин помрачнел. – Я упросил родителей остаться в Столице, а вот её увезли. Куда именно она не сказала. Дескать, это большой секрет, связанный с работой её отца, но теперь… теперь-то я понимаю. Ей было семнадцать. Она пообещала вернуться на следующий год и разыскать меня, но…

Но хер там плавал. Ольга Чёрная-Белова не вернулась в Столицу ни через год, ни через два, ни даже через три. Потом родители Менделя решили вернуться из Иномирья на «большую землю», и Вадиму пришлось возвращаться в Новый Сад принимать дела.

И ходил с тех пор Вадим Евграфович бобылём, и ковырял свою сердешную рану, не давая ей толком зажить. Ну а теперь:

– Я должен найти Ольгу. Мне плевать, что ты со мной сделаешь, Харон! Хочешь – убей прямо здесь и сейчас!

– Ты идиот? – уточнил я.

– Что?

– Идиот, – я аж за щёку Менделя потрепал. – Ты хоть понимаешь, что всё это значит?

– Э-э-э…

Да я и сам пока не понимал, но в мозгах как будто бы циркулярная пила завелась. Закрутилось всё, заискрилось, и вот-вот до чего-нибудь дойдёт. Надо только побольше информации собрать! А самое главное – узнать, где сейчас Ольга. Если в городе, то проблема уже решена.

– Всё будет хорошо, – пообещал я. – Не ссы! Точнее ссы, если надо, и пошли уже обратно…

При входе в столовую, я ткнул Менделя локтём, кивнул на картину и спросил:

– Которая?

– Вторая слева.

– Уфь! – само собой вырвалось. – А у вас губа не дура, Вадим Евграфович.

Если верить картине, Ольга была ой как хороша. Вся из себя чернявенькая, кудрявенькая, смуглая и кареокая, – чем-то похожая на молодую версию собственной матери. А ещё у барышни была, скажем так, отличительная примета.

Точнее две. Левая и правая. Две причины, чтобы влюбиться в неё с первого взгляда, – особенно если тебя зовут Вадим, ты молодой романтик из аристократической семьи и в голову тебе гаечным ключом бьёт пубертат. Это не грудь. Это вот прям… дирижабли! Каждая размером с голову, не меньше. Я даже затрудняюсь предположить какой это размер. Седьмой, быть может?

При этом телосложение Ольги Чёрной было вполне себе обычным, без худобы и излишней припухлости. То есть если всё это дело держится в тонусе, то…

Стоп!

Тут я вдруг понял, что удача УЖЕ на моей стороне. Как всё срослось-то, а⁈ Ведь если бы мне предложили взять в жёны Ольгу, я бы наверняка пересмотрел своё отношение к моногамии, наплёл Лизе про тысячи спасённых жизней, и побежал в Бурганск высоко подбрасывая колени. Вот такой я человек, да. Но мысль-то! Мысль потерял: Менделя при этом