Мученик - Энтони Райан

Завернув за угол, я увидел, что он одной рукой держит книгу, а другой — лампу. Разумеется, открытый огонь здесь был запрещён, и разрешались только лампы ограниченных размеров. Как следствие, лицо стремящегося Арнабуса почти совсем скрывалось в тенях, хотя это не помешало мне его узнать. Как, по всей видимости, и мой силуэт не помешал ему узнать меня.

— Мастер Элвин Писарь, — сказал он, и на его лице расплылась явно искренняя улыбка. — Как приятно снова видеть вас, и к тому же столь замечательно выздоровевшим.

Я ничего не сказал, только молча стоял, и моя ладонь вдруг крепко сжала рукоять меча.

— Я боялся, что последние удары сэра Алтуса окажутся фатальными, — продолжал он, опуская книгу, и подошёл ближе, пока свет лампы не коснулся моего лица. Его глаза тщательно осмотрели меня снизу доверху. — Как я рад, что эти страхи оказались беспочвенными.

— Отойдите от меня, — хрипло проскрежетал я. Он явно услышал обещание в моём голосе, поскольку послушно склонил голову и отступил. Несмотря на его мудрую предосторожность, я не заметил в нём явного страха. Как главный организатор фарсового суда и попытки казни, он наверняка знал, насколько приятно было бы мне зарубить его здесь и сейчас, и всё же он вёл себя так, словно я всего лишь знакомый учёный, которого он случайно встретил здесь в этой цитадели знаний.

— Пришли собрать сведения для вашего похода на юг, не так ли? — приветливо спросил он, хотя и без особого интереса. — Как мудро. Впрочем, признаюсь, удивительно встретить вас среди этой кучи опасных языческих каракулей. Я бы предположил, что более полезным стало бы тщательное погружение в историю Алундии.

Мне хотелось снова ничего не говорить, а просто стоять и смотреть на него, пока он не уйдёт. Но каэритские слова, которые он говорил, заставили меня задать вопрос:

— Что это? — спросил я, кивнув на книгу в его руке.

— Ах, это? — Он захлопнул книгу и беспечно поставил обратно на полку слева от себя. — Страница за страницей бессмысленных загогулин на языческом языке. Понимаю, один только взгляд на подобное может запятнать душу, но, думаю, мученики простят мне эту маленькую прихоть, порождённую любопытством, а?

— Вы читали оттуда, — сказал я, чувствуя, как в голове снова начинает пульсировать боль. Я заметил, что это случается всякий раз, как что-то вызывает во мне гнев.

— Неужели? — Лоб Арнабуса озадаченно наморщился. — Не могу даже представить, зачем бы мне это делать, и как бы мне это удалось, если уж на то пошло.

— Вы читали. — Я подошёл к нему, чтобы лампа осветила моё лицо, и Арнабус увидел на нём грозную решимость. — Что это значило?

— Не знаю. — На его лице, на котором по-прежнему не было и тени страха, появилась очередная улыбка. — Возможно, вам послышалось.

Будь я помоложе, в этот миг уже, наверное, врезал бы головой этого человека об угол ближайшего стеллажа, поставил бы его на колени и прижал кинжал к его шее. Затем у нас случился бы короткий односторонний разговор на тему хорошего слуха. Но мастер Элвин Писарь, верный командир Помазанной Леди, был, разумеется, выше подобного, по крайней мере пока.

— Я намерен вас убить, — сказал я, изобразив улыбку, которая благодаря пульсации в голове выглядела, скорее, как сдержанная гримаса. — Так и знайте. За то, что вы сделали в замке Амбрис, и… — я стиснул зубы, зная, что в таком уединённом, тёмном месте это будет выглядеть диковато, — поскольку что-то в вас, сударь, вызывает у меня ярость. Вы слишком легко лжёте, и я вижу, какое это доставляет вам удовольствие. И вы жестоки. Несомненно, в жестокости есть удовольствие, но достойные души должны ему противиться. Подозреваю, вы не способны отказаться от садистского действия, как пьяница не может отказаться от выпивки. Я считаю, что нельзя оставлять в живых таких, как вы, если есть такая возможность.

— Ой. — Тонкое лицо Арнабуса чуть болезненно нахмурилось, став в свете лампы жёлтой полумаской. — Очень жаль, наверное. А я-то надеялся, что мы продолжим на более дружелюбной основе.

— Мне сложно представить любую основу, на которой мы могли бы продолжать, как и то, что именно мы могли бы продолжить.

— А-а, так мы уже продолжаем, мой юный друг. На самом деле мы продолжаем уже какое-то время, хотя, признаться, я не знал об этом, пока вы не вышли из толпы в замке Амбрис. Ох, какой сюрприз. — Он ласково улыбнулся, покачав головой. — Какое редкое удовольствие.

— У этих головоломок есть цель? Или вы просто надеетесь, что, нагоняя загадочности, сможете принудить меня сохранить вам жизнь?

— О-о, я знаю, этого у меня не получится, что бы я ни сказал, хотя и не советовал бы зарекаться. Действительно, одни исходы неизбежны, другие эфемерны, как пыль, и легко обратятся в ничто из-за мельчайшего просчёта или просто по прихоти судьбы. Взять ваше спасение, к примеру. Я не сомневался, что сэр Алтус вас убьёт, и к тому же быстро. И всё же мир накренился, всего лишь чуть-чуть, и вот вы стоите здесь, а рыцарь-командующий мёртв. А-а, ладно. — Он вздохнул, выжидательно наклонил голову и приглашающе повернул руку. — Вот он я, Элвин Писарь. У меня нет оружия, а если бы и было, я не умею им пользоваться. Доставайте свой меч и рубите меня, если таково ваше желание.

— Вы отлично знаете, что убийство стремящегося в этом месте будет означать мою смерть, и покровительство Помазанной Леди тут не поможет. — Я подошёл ближе и наклонился, так что наши лица почти соприкасались. — Но все умные разбойники учатся терпению. Я пережил две войны, и, не сомневайтесь, переживу и третью, в процессе добыв великую победу Воскресшей мученице. Представьте себе всю её славу, когда она вернётся из Алундии. Вообразите её власть. Думаю, вы уже представили, как и король с его сестрой. Не сомневайтесь, стремящийся, я справлюсь с любыми планами, что вы вынашиваете. Но лучше вынашивайте их прочь, поскольку иначе вы дадите мне доказательства, которые потребуются, чтобы вас повесить.

Арнабус поджал губы, поднял брови и слегка покивал, как человек, который насмехается над дурачком. Он по-прежнему не выказывал страха, и оттого боль в голове запульсировала ещё сильнее. Но то, что он сказал дальше, вызвало такой гнев, от которого я вышел из себя.

— Куда пропала вся мудрость?

— Что? — крикнул я, стиснув зубы от боли и гнева.

— Виарат ухла зейтен эльтьела