Эпицентр - Евгений Иванович Филенко

большая перламутровая застежка в виде китайского дракона, инкрустированная жемчугом – местами горошины выпали. – Чаще всего – нет. Последний раз он звал меня года два тому назад. Я не прилетела.

– Ужасно, – не удержался Кратов. – Обитать – здесь? Стасу?! Он больше всего на свете ценил комфорт, уют и общение…

– Ты говоришь о прежнем Стасе. Но из полета мы все вернулись другими.

– Ты была несчастна с ним?

– Ты все забыл, Кратов. Я была бы счастлива только с тобой. И то – двадцать лет назад. А со Стасом… Может ли быть женщина счастлива с мертвым?

– С мертвым?!

– Он сам называл себя так. Иногда на него находило, как будто он терял рассудок. И тогда он говорил много, бессвязно, путая значения слов… Он почти не спал. Я не видела, чтобы он ел… Он и тебя называл мертвецом, Кратов!

– Бред! – Кратов вскочил. – Бред собачий!

– Ты ешь человеческую пищу, Кратов? – по щекам женщины текли слезы. – Ты спишь по ночам?!

– Иногда я даже храплю! – рявкнул он.

Рашида закрыла лицо ладонями.

Он опустился перед ней на колени, прижал к себе – как тогда, двадцать лет назад, на гибнущем посреди безмерности и безвременья космическом корабле.

– Прости, что я смалодушничал тогда… на лестнице вашего дворца.

– А я-то подумала – раньше, – всхлипнула Рашида. – Помнишь? «Берег Потерянных Душ»… вечер, море, рассохшаяся лодка…

– Теперь я сильнее стану верить приметам. Намедни паучок наколдовал мне весточку. И я получил сполна… Мы должны встретиться, Рашуля. Все трое.

– Ну, мне от тебя не скрыться, – усмехнулась она сквозь слезы. – И не пытайся мне внушить, что это я подняла тебя из твоего монгольского логова. Что это я заставила тебя лететь с одного края света на другой. Да, я позвала тебя. Еще бы! После того, как ты сделал так, что я не могла тебя не позвать! Я надеялась забыть тебя навсегда… Черта с два! Как и не было этих двадцати лет поврозь! Я боялась, что сойду с ума после той встречи, я не могла спать, не могла ни о ком думать, кроме тебя, ты засел в моем мозгу, как заноза…

– Ты чересчур мнительна, – сказал он отвратительно фальшивым голосом.

– А Стас… Ты помнишь его мальчишкой. Болтливым, веселым, беззаботным. Он мог бы таким остаться, если бы не тот страшный полет. Ты не в состоянии вообразить, каким он стал. Это не бред, это – безумие… Наверное, возможны две вещи. Либо ты совершишь невозможное, какое-то чудо, и разыщешь его. Я не знаю, как ты это сделаешь. Он может скрываться там, где никто и никогда не искал другого человека. Господи, он может лежать в гробу, в склепе, как… как вампир в ожидании жертвы!.. Либо он сам захочет встречи с тобой. Во что я верю еще меньше.

– Похоже, ты пытаешься меня запугать, – нахмурился Кратов.

– Костя, Костя… – Рашида тихонько вздохнула в его руках. – Нас было четверо. Мы думали: это будет рутинный полет, мы вернемся домой и заживем счастливо. А по нам прокатилось нечто тяжелое, ужасное, убийственное. Смяло наши тела, растоптало судьбы. И укатилось дальше, своей непонятной нам дорогой. А мы остались раздавленные, и честно делали вид, будто неотличимы от тех, в чей мир возвратились – пока хватало сил на этот маскарад. Но вот силы иссякли… Одного я не пойму, – голос ее дрожал, в нем слышались и отчаяние, и злость, и зависть. – Отчего мы стали калеками, а ты – невредим?!

– Не знаю, – сказал Кратов. – Не знаю… Наверное, даже для такой силы, как злой рок, я слишком твердый камешек.

– Господи, ты так говоришь и даже не рисуешься! – негодующе вскричала Рашида. – Потому что это чистая правда: тебя нельзя раздавить… Но мы-то – нет! Мы оказались сделаны из хрупкого материала! Даже Пазур – отчего, ты думаешь, он умер? От старости?! Ему не было и ста!

– Ты и с ним встречалась?

– Я… провожала его. И бросила горсть земли в его могилу. Стас не пришел. Ты тоже. Тебя никогда не было рядом, когда ты был нужен. Ты не помог никому из нас. Только себе самому, – Рашида внезапно успокоилась и проговорила ровным голосом: – Ладно, и на том спасибо. Может быть, от этого еще будет какая-то польза… этой твоей Галактике. Если бы мы все умерли, перегорели, спятили – какой был бы смысл в том нашем полете?

– Ты думаешь, какой-то смысл все же был?

– Без сомнения. Мы просто не увидели его. Или еще не поняли. Быть может – и никогда не поймем. Ты-то хотя бы в состоянии это сделать. И даже стараешься.

– Стараюсь, – сказал Кратов уныло. – Изо всех сил.

– Что это шумит? – спросила Рашида, подняв голову. И, словно вспомнив, сама себе ответила: – Дождь.

– Гроза. Слышишь – громыхает?

– Нет, не слышу, – промурлыкала женщина.

Он осторожно убрал руки с ее плеч и поднялся с колен.

– Куда ты?

– Кажется, мы оставили гравитр открытым. Ничего хорошего не будет, если придется возвращаться в мокрой кабине, на сырых креслах.

– Да пропади они, эти кресла! – возмутилась Рашида.

Кратов подумал.

– Нет, так нельзя, – сказал он как можно более уверенно.

И направился к двери.

– Только посмей сбежать на этот раз! – бросила ему вдогонку Рашида.

«Что было бы очень и очень разумно, – мысленно ответил Кратов, выходя на крыльцо. – Потому что я, кажется, знаю, чем все кончится. А самое-то подлое: кажется, хочу этого…»

Крупные капли дождя, пробившись сквозь хвойный полог, охлаждали его пылающее лицо. Он с огромным нежеланием ступил на скользкую, хлюпающую тропку. Сделал пару шагов.

И остановился.

Во-первых, кабина гравитра была закрыта. То ли Рашида, покидая ее, захлопнула дверцу, то ли неглупая машина сама сообразила и обо всем позаботилась. А во-вторых…

Кто-то был неподалеку. Метрах в десяти, за непроглядной стеной деревьев. Не волк, не медведь, никакой другой лесной зверь, по неосторожности выбредший к пусть необжитому, но все же враждебному людскому месту. Не древний таежный, накликанный старцем Серапионом дух, что вдруг продрал глаза, дабы поглазеть на тех, кто потревожил его сон. Нет… Это был человек (Кратов, сосредоточившись, вслушался), мужчина… и все его эмоции были умышленно и умело приглушены. То есть, не имей Кратов за плечами двух десятков лет практики и по меньшей мере десятка лет практики повседневной и углубленной, ничего бы он не услышал. Но все это за его плечами было, и в избытке, и он отчетливо воспринимал эмо-фон пришельца и даже выделял в нем одну доминирующую компоненту.

НЕНАВИСТЬ.

Ежась от заползающих за шиворот ледяных капель пополам с такой