Александр. Том 3 - Олеся Шеллина

— Понятно, — я распрямил лист и повернулся к Скворцову. — Илья, на завтра пригласи патера Грубера. Думаю, что в половине десятого утра вполне смогу выделить ему время для разговора.

— Хорошо, ваше величество, — кивнул Илья.

— И вели седлать коней. Я хочу по Москве проехаться. Видами полюбоваться. Меня сопровождать будет Раевский.

— Слушаюсь, ваше величество, — Илья поклонился. — Я могу идти?

— Иди, — отпустив секретаря, я повернулся к Щедрову. — Клим Иванович, вы всё-таки решили официально познакомить Краснова с Крюковым на сегодняшнем балу?

— Да, ваше величество, так будет лучше всего. Александр Дмитриевич немного, хм, горяч, — он, наконец, подобрал слово, чтобы охарактеризовать вспыльчивого Краснова. — Леониду следует знать, что можно от него ждать, чтобы подстроиться.

— Это не лишено логики, — подумав, я согласился с его доводами. — Передай Крюкову, пускай попытается выяснить, что немцы говорят о Наполеоне. Особенно о его разводе с Жозефиной. Такие вещи просто так не делаются. Не тот это уже уровень. Значит, у Бонапарта есть на примете потенциальная императрица. Полагаю, проблема в наследнике, вернее, в его отсутствии.

— Я передам Крюкову, — ответил Щедров. — Простите, ваше величество. Мне одна птичка на хвосте принесла известие, что как только вы вернётесь в Петербург, сразу же начнётся работа над упразднением экспедиций и созданием Министерств и кабинета министров?

— А ведь я так и не выявил того дятла… ту птичку, что вам в клювике информацию про меня приносит. — У Щедрова дёрнулись кончики губ, но он благоразумно промолчал. — Не беспокойся, это изменение вашу службу не коснётся. Служба Безопасности — это совершенно отдельное образование. И подчиняется непосредственно императору, или тому, кого император назначит. Министерства для вас не предусмотрено.

— Интересно, — задумчиво проговорил Щедров.

Больше мы с ним ни о чём не разговаривали. Вскоре заглянул Илья и сообщил, что кони осёдланы, а Раевский ждёт на улице, вместе с Бобровым и дежурным отрядом охраны. Щедров тут же откланялся, а я надел шинель, которую подал мне Скворцов, и вышел из кабинета. Мне нужно было проветриться. Так почему бы не совместить приятное с полезным, и не проехаться по Москве, чтобы посмотреть на нумерацию домов. Да на полицейские участки полюбоваться. Их вроде бы по докладам Архарова уже должны были открыть.

— Куда едем, ваше величество? — Раевский стоял на крыльце, и как только я появился, подошёл ко мне.

— В Останкино, Шереметьевских актрис инспектировать, — ответил я ему. Полюбовавшись, как вытянулось лицо Раевского, я усмехнулся и похлопал его по плечу. — Успокойся, Коля, я пошутил.

— Мне иногда не слишком понятно, когда вы шутите, ваше величество, а когда говорите серьёзно, — он выдохнул, и только после этого снова посмотрел на меня. — Так куда мы едем?

— Где живёт патер Грубер, ты, случайно, не в курсе? — спросил я у Раевского, но ответил мне Бобров, в этот момент проходящий мимо.

— Вроде бы в немецкой слободе Грубер остановился. По крайней мере, гонец, коего Скворцов отправил, туда поехал. — Юра остановился и посмотрел на меня. Я ему кивнул, чтобы продолжал, Бобров продолжил. — Католическая церковь Святых Апостолов Петра и Павла довольно большая, вот там он и обосновался.

— Ну что же, прогуляемся в сторону немецкой слободы. Патер Грубер, конечно, привык к дворцам, но иногда нужно же показывать смирение. Тем более что иезуиты, если мне память не отшибло, принимали обет вести аскетичный образ жизни. — И я вскочил в седло, нетерпеливо переступающего с ноги на ногу Марса.

Я тронул поводья, и краем уха услышал, как Раевский вполголоса спрашивает у Борова.

— Что Грубер сделал? Почему его величество так злится? — что ответил его Бобров, я уже не слышал.

Это насколько же мои адъютанты меня изучили, чтобы разбираться в малейших оттенках моего настроения? Я покосился на невозмутимого Раевского и поехал к воротам. Гвардейцы сразу же взяли наш маленький отряд в «коробочку». Двое ехали впереди, ещё двое пристроились по бокам, один со стороны Боброва, другой со стороны Раевского, и один сзади. Раевский и Бобров пристроились с боков куда ближе ко мне, чем охранники.

Погода снова радовала. Было морозно и ясно. На высоком голубом небе ни облачка. Пустив коня рысью, я просто наслаждался поездкой. И так продолжалось ровно до тех пор, пока мы не въехали в город. На меня сразу же обрушились звуки: голоса, ржание лошадей, какой-то стук, визг, и множество других звуков, которые было очень сложно с чем-то перепутать. Надо же, как оказалось, я уже отвык от подобной суеты.

Ехали без остановок, в этом была заслуга моих охранников, скачущих впереди и обеспечивающих свободный проезд нашего небольшого отряда. Действовали они, надо сказать, довольно деликатно. Во всяком случае, я не заметил, чтобы кто-то из моих гвардейцев перегнул палку.

До Немецкой слободы мы добрались довольно быстро и как раз в тот момент, когда пару раз ударил колокол и из дверей церкви на улицу выбежали мальчики десяти-двенадцати лет. За ними вышел тощий мужчина в болтающейся на плечах сутане. У него было жёлчное лицо, выражающее недовольство.

— Мальчики, ведите себя пристойно, не то я буду вынужден воспользоваться розгами, — проговорил он по-немецки и скривился, заметив наш отряд.

— Это что, мальчики из хора? — спросил я, наблюдая, как мальчишки разбежались по двору, что есть сил пытаясь вести себя достойно.

— Полагаю, что это ученики школы иезуитов, расположенной в этой церкви. — Немного нахмурившись, сказал Раевский. — Судя по виду мальчиков, для купеческого сословия и мелкопоместных дворян.

— Если мы сами не можем, или не хотим учить своих детей, то всегда найдётся тот, кто с превеликим удовольствием взвалит на себя эту нелёгкую ношу. А потом мы разводим руками и удивляемся тому, откуда у нас взялись… всякие, — процедил я сквозь зубы. — Нам нужно ускорить реформу образования, Коля. Как можно быстрее. Этот вопрос выходит на первое место, отодвигая всё остальное. А расхлёбывать то, что в итоге получается, после таких вот иезуитских школ и пансионов, гораздо болезненней что уж тут, гораздо дороже, чем открыть школы и училища. Нужно сделать начальное образование обязательным, независимо от сословия. Даже для крепостных.

— Открыть школы, да издать обязующий