Планета парадоксов - Ирина Седова

были признаны образцовыми. А диплом Рябинки был замечен как перспективный. Но надежда, что строгий Саваоф захочет продлить с ними трудовые отношения, да еще со всеми пятерыми оптом казалась ребятам событием из области надреального. Да, они мечтали об этом — даже вслух и вместе — но сами же над своими мечтами смеялись. Столько придирок, сколько замечаний было всегда с его стороны! Значит, оценил наконец, когда попытался заменить их другими из молодых да ранних? И теперь Рябинку ждала любимая работа и захватывающие, торопящиеся сменить друг друга будни.

Про будни вообще-то принято говорить, что они тянуться, в крайнем случае, идут, но, когда работа спорится, такой слабый термин не подходит совершенно! Для наших космобиологов будни именно бежали. Ребятам некогда теперь было вести наблюдения на своём опытном участке, и лишь Верн неутомимо менял свои культуры, а остальные надолго забросили всякие эксперименты.

Каждый новый объект требовал всё больше сил. Анализы, подготовка грунта, посев, а затем уход за растениями. Одни переезды занимали уйму времени.

По вечерам, тщательно смыв въевшуюся грязь, иногда довольно вонючую, ребята собирались у кого-нибудь в комнатке и спорили.

— На следующем объекте хорошо бы завести финиковые пальмы, говорила, к примеру, Тим, вытягивая на кровати усталые ноги.

— Не пройдет по климату, — возражал Стоун.

— А какой там климат? Ах, да… Тогда орех и благородный лавр.

— Нет семян, а послать не успеем.

— Не успеем, — подтвердила Рябинка. — Ты же знаешь, как там любят тянуть с заявками. Я могу предложить кактусы и маслины.

— К лешему твои кактусы, — не соглашается Верн. — Что с них проку?

— Я имею в виду опунции и цереусы.

— А, со съедобными плодами? Тогда другое дело.

Проблема с удобрениями перестала ребят беспокоить. Верн, который чуть ли не каждый вечер с завидной методичностью прочесывал окрестности, обнаружил в какой-то тысяче километров от посёлка залежи вулканического пепла, очень богатого калийными и иными солями. И хотя Верн ездил искать совсем не пепел, а расщелину с постоянным выходом газов на поверхность: место для желтых бактерий, присланных ему с Марса, — он по праву стал героем дня, когда принёс весть о своём открытии.

Между тем наступила и прошла осень, за ней зима, и пришла новая весна. Поселение обзавелось уже шестью заводами и пополнилось новыми людьми. Лесоводы тоже имели помощников. Ребята поднакопили опыта, приобрели необходимую сноровку в обращении с малой и большой механизацией и воспрянули духом.

Во всех парниках и оранжереях, чуть только пригрело солнце, дружно поднялась молодая поросль. Виала, посеянная Рябинкой «на повезёт», не только прижилась, но и успела дать семена, и через месяц после таяния снегов буйно разрослась, покрыв неожиданно густым ковром весь парник.

Объяснялся феномен очень просто: виала образовала на своих корнях клубеньки с азотобактериями. Это было очень перспективно. Даже Сам удостоил внимания необычную плантацию и сказал:

— Через годик здесь будут отличные огороды.

А Рябинка просто заболела виалой. Пропалывая землянику, /виала виалой, а ягоды она тоже любила/, она обнаружила, что один стебелёк был абсолютно прям. И Рябинка загорелась целью: вывести виалу прямостоячую.

Да, всё шло своим чередом. Как вдруг… Вдруг оказалось, что Лиска бесперспективна. И приговор ей вынесли не кто иной как гидрографы. Планета оказалась безводной.

Нельзя сказать, чтобы весть об отсутствии на Лиске нужного количества воды грянула на поселок подобно грому среди ясного неба. Естественно, что-то до наших биологов доносилось. Но, во-первых, они знали, что вода получается при очень многих химических реакциях, а во-вторых, до сих пор недостатка в воде они не испытывали. Оказалось — воды не хватит для образования на планете гидросферы, а без гидросферы остальные работы по благоустройству смысла не имели. Под открытым небом существовать было все равно невозможно, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Удручающая тоска повисла над колонией, и наша пятёрка космобиологов тоже впала в уныние. Всё рушилось: все надежды, все планы. И жаль было трудов, жаль планеты, которую они уже считали своей.

— Теперь нас расфасуют, кого куда, — сказал однажды вечером Вихрь.

— Кто нас возьмет, неудачников, — сказал Стоун. — Кому мы нужны?

— Мне предлагали, — сказал Верн. — На научно-исследовательской станции.

— Почему же ты не пошел? — съехидничала Тим.

— Здесь интереснее.

Ребята помолчали.

— Ещё три недели — и конец. — сказала затем Рябинка.

— Эх, если бы я был начальником экспедиции! — воскликнул Стоун.

— И что бы ты сделал? — снова съехидничала Тим.

— Поставил бы завод по изготовлению воды промышленным способом.

— Не выгодно, — сказал Вихрь.

Но тяжелее всех было Рябинке. Гидрологи искала воду. Остальные знали, что от них лично ничего не зависит. А она была ни в тех, ни в сех. Она знала: есть, существует во Вселенной нечто, способное спасти их маленькую колонию от неизбежной гибели. Есть возможность со-хранить работу и её, и её товарищей, и всему множеству собравшихся здесь людей. Титры в конце той дурацкой драмы, которую она видела по телевизору, когда все ловили маньяка, она хорошо запомнила: документация на технологию, превратившую безжизненный обломок твёрдого вещества в образчик райского сада, не выдумка сценариста. А это значило, что она пылится сейчас где-нибудь в архивах одного из потомков изобретателя и тихонечко себе ждёт, пока её не востребуют любознательные головы.

Что такое четыре дня полета — пустяк! Если только информация была правдива… А если нет? Что, если это все-таки выдумка? А если и не выдумка, вдруг Совет Безопасности той чокнутой планеты не захочет технологией поделиться? Или запросит излишне высокую цену?

Конечно, можно было бы слетать и поинтересоваться. Но кто Рябинку туда приглашал? Её попросту прогнали! Уматывай, мол, пока отпускаем. Если кто-то не хочет контактов с внешним миром, то ведь очень просто может щёлкнуть по носу настырного гостя.

Она теперь часто брала в руки пластинку со своим портретом и смотрела… Нет, не на себя, а на схему какого-то прибора, начертанную на обратной стороне. Под схемой был чертёж в двух проекциях и множество цифровых и буквенных обозначений.

Рябинка не однажды силилась понять, что эта схема обозначает и даже выучила её так хорошо, что, казалось, могла нарисовать по памяти. И настал миг, когда ее осенило: это была схема уловителя мыслей, «Ума»! Намёк был тонкий, но понятный: захочешь, мол, — прилетай в гости!

Значит, ничего плохо не произойдёт, если она слетает на Новую Землю ещё разок и, может быть, выяснит на-счёт воды! Если бы Совет Безопасности был так уж против её появления, Эльмар никогда бы не стал рисовать на своём подарке схему прибора, дающего ей возможность свободно и независимо перемещаться по поверхности планеты.

Рискуй,