Техника игры в блинчики - И. А. Намор

– Герасимов, достань из багажника костюм задержанного, и ботинки не забудь. Отдай… Как фамилия, боец? – обратился он к ближайшему к нему рядовому.

– Егорычев, тащ капитан!

– Вот Егорычеву и отдай, пока господин журналист совсем не посинел тут. А то простынет еще, не дай… хм… случай, – подождав исполнения приказа, капитан поднес руку к козырьку фуражки. – Ну, теперь уж точно до свидания, товарищи!

* * *

Три сигареты, выкуренные подряд и на пустой желудок, оставили только гадкое ощущение на языке, да легкое головокружение. Матвеев прилег на кровать не снимая ботинок, что противоречило его прошлым привычкам, но было вполне в духе эпохи и обстоятельств.

«И долго они меня здесь мариновать будут? Черт его знает! Хорошо, пока им не до меня. Судя по всему, командарм Бармалей приехал с инспекцией, и пока она не закончится, беспокоить меня не станут. Разве что кто-нибудь из московских гостей вспомнит о подобранном на дороге подозрительном английском журналисте».

Созерцание висящего слоями табачного дыма, как ни странно, успокаивало. Неподвижные сизые «туманы» постепенно истаивали в прохладном воздухе, оставляя после себя лишь прогорклый запах окурков. Философски наблюдая «за процессом», Степан не заметил, как задремал.

Ему снились пологие холмы, поросшие вереском, и мощенная булыжником дорога, и он на велосипеде – пытается поспеть за скачущей верхом леди Фионой. Но как только он ее нагоняет, лошадь ускоряет бег, и дистанция вновь увеличивается. И так раз за разом. Безнадежное преследование…

Безнадежное преследование прервал громкий стук в дверь.

«Странно, – подумал Матвеев, просыпаясь. – С каких это пор стало принято стучаться в камеру? Или кто-то ошибся дверью? А как же тогда часовые? – вставать с постели очень не хотелось. Накопившаяся усталость от не самого лучшего в его жизни дня, проведенного к тому же на голодный желудок, не располагала к резким движениям. – Кому положено – того пропустят. Заодно и посмотрим, кого фейри принесли».

Дверь распахнулась, в комнату порывисто вошел невысокий, темноволосый человек в больших круглых очках, несколько криво сидевших на крупном носу. Поправив очки, он прищурился, разглядывая лежащего на кровати Степана.

– Да, товарищ лейтенант, – произнес вошедший, обращаясь к кому-то стоящему за дверью, – я подтверждаю личность этого господина. Это действительно корреспондент «Дэйли мейл» Майкл Мэтью Гринвуд. Только не понимаю, какого черта его сюда принесло? Одного, к линии фронта? – еще раз поправив очки, человек приблизился к Матвееву и протянул руку для приветствия. – Здравствуйте, господин Гринвуд!

– Не сказать, что я безумно рад вас видеть, тезка, но, кажется, я просил вас называть меня по имени? Помните, когда мы вместе еле успокоили разбушевавшегося бородача? – Степан, отвечая на приветствие «гостя» крепким рукопожатием, сел на постели. – Кстати, не здесь ли наш общий друг Эрни… а, Михаил Ефимович?

– Вот теперь узнаю продажного буржуазного писаку! Не можете вы, англичане, без подковырок. Товарищ Эрнест приехать не смог: утверждал, что занят, – сказав это, Кольцов облегченно рассмеялся. Видимо, ситуация с опознанием поставила его в неловкое положение. Но неожиданно лицо его вновь приняло серьезное выражение. Нервно поправив тонкий узел галстука, еле заметный между воротником рубашки и вязаным жилетом, он продолжил: – От лица советского представительства и военного командования, я уполномочен принести вам, сэр, извинения и уверения в случайности произошедшего… – закончив с официальной частью, корреспондент «Правды» в Испании вновь перешел на дружеский тон: – И вообще, Майкл, ты что, не мог выбрать другого сопровождающего? Бывший жандарм чуть не утянул тебя за собой на тот свет.

В ответ Матвеев только обреченно махнул рукой.

– Извинения, они, конечно, весьма кстати, а как насчет хорошего куска мяса с обильным и разнообразным гарниром? И от стакана чего-нибудь более крепкого, нежели вода, я бы тоже не отказался. И не говори мне, что ваши солдаты согреваются исключительно чтением Уставов или, ха-ха-ха, «Капитала»…

– Все тебе будет, друг Майкл, – и стол и дом. Пойдем из этой душегубки. Накурил-то – и за неделю не проветрится!

Следующие несколько часов слились для Матвеева в сплошную череду приветствий, извинений и сочувствий, перемежаемую едой из полевой кухни – съедобно, но не изысканно – слегка приправленной бутылкой московской водки, которую ему, точнее – Гринвуду, презентовал от всей души кто-то из советских. И постоянного, не отпускающего ощущения чужого взгляда на затылке. Степану стоило больших усилий, чтобы не обернуться, не спугнуть, не показать тем, кто за ним наблюдает, что он чувствует это обостренное внимание. Пришлось прикинуться подчеркнуто беззаботным, но ровно настолько, насколько способен на «беззаботность» уставший и перенервничавший человек.

«Удивительно, откуда здесь столько штатских? Корреспонденты, играющие в шпионов, шпионы, изображающие корреспондентов, какие-то личности в полувоенных френчах, чей плохой русский язык компенсируется столь же плохим немецким или французским. Люди, чья партийная принадлежность написана крупными буквами на лбу, вне зависимости от стоимости костюма, – Степан, слегка поплывший от избытка впечатлений и переживаний прошедшего дня, наложившихся на легкое опьянение, сидел в кресле, в отведенной ему – и еще нескольким товарищам – для ночлега комнате. Соседи пока не вернулись, и Матвеев пользовался свободным одиночеством для осмысления происходящего и попыток построить план действий, исходя из сложившейся обстановки. – По некоторым признакам, готовится новое наступление, иначе отчего вся эта малопонятная суета вокруг инспекционной поездки Дыбенко? Столько желающих стать причастными к чужому успеху, собранных в одном месте, – не к добру».

Рука привычно потянулась к портсигару, курить и не хотелось, но нужно выдержать обыденный ритуал размышления, обильно приправив мысли никотином и… А вот с «и», то есть с кофе, все было сложно, настолько, что его просто не было. Совсем. Вздохнув, Степан достал из внутреннего кармана фляжку, куда перелил незадолго до этого остатки подаренной водки, отвинтил крышку и сделал длинный глоток. Теплый алкоголь обжег нёбо, огненным комком прорвался сквозь пищевод и лопнул в желудке горячей волной.

«Лучше сделать вид, будто джентльмена „накрыло“ посттравматическим синдромом, причем с такой силой, что сорвало „с нарезки“ и заставило пить в одиночку, – выработанная линия поведения казалась Матвееву самой естественной в сложившейся ситуации. – Иначе не отстанут. По крайней мере, сегодня будем играть в пьянку на нервной почве, – закурил, поискал глазами пепельницу, не нашел и решил использовать вместо нее стоявшее на столе блюдце. Судя по следам пепла, он был не оригинален в таком решении. – Ну, за чудесное спасение!»

Через сорок минут, с заметным трудом координируя движения, Степан разулся, снял пиджак, брюки и, укрывшись колючим и тонким солдатским одеялом, провалился в алкогольное забытье. Лишь где-то