Красавчик. Часть 1 - Андрей Анатольевич Федин

женщин. Молодёжь выглядела неплохо: попадались симпатичные экземпляры (как те же Рита, Ольга и Валя). А вот мускулистых спортивного вида мужчин я не увидел. Словно физические упражнения сейчас были не в моде. Даже молодёжь отличалась от меня неразвитой мускулатурой, излишней худобой или уже наметившимися выпуклыми животами. Я посмотрел на впалую грудь Александрова, на «надутый» живот Давтяна, покрытый чёрными волосками. Привычно «поиграл» грудными мышцами.

Вспомнил, что на пляже в Крылатском я выделялся среди отдыхавших там «качков» хорошим рельефом мускулатуры. Лишние килограммы ко мне пока не липли, хотя я и не отказывал себе в калорийной пище. А вот объём моей мышечной массы зачастую уступал объёмам многих явившихся на пляж из полумрака тренажёрных залов «химиков». Здесь же, на пляже пансионата, я неожиданно почувствовал себя древнегреческим Гераклом (когда сравнил свои украшенные мускулами руки и ноги с тонкими руками и ногами других мужчин, явившихся на пляж за загаром и за вниманием женщин).

– Сергей, ты занимаешься спортом? – спросила у меня Ольга Порошина.

Её взгляд скользнул по моему телу, задержался на украшенных адидасовским логотипом плавках – мне почудилось, что подрумяненные солнцем скулы на лице Порошиной вдруг чуть потемнели.

– Серёга борец, – ответил Пётр.

Он горделиво улыбнулся – будто был моим тренером.

– Заметно, – сказала Рита, усевшаяся на покрывало в паре шагов от меня.

Её тоже заинтересовали мои плавки.

– У него очень сильные руки, – с улыбкой произнесла Валентина.

Кудрявцева взглянула на меня едва ли не с гордостью.

– Заметно, – повторила Рита.

Она всё же отвела взгляд от плавок и печально вздохнула. Погладила по голове сына, рассматривавшего найденную в песке ракушку.

– Борец? – сказал Александров.

Он оценивающе взглянул на мои бицепсы и трицепсы.

– Это правда, Сергей? – спросил Аркадий. – Какой борьбой ты занимаешься?

– Занимался, – поправил я, – пока учился в школе и в… немного потом. Самбо.

Я пожал плечами, взглянул на Аркадия сверху вниз (прикинул, что рост Александрова был примерно метр семьдесят – плюс-минус пару сантиметров).

Сообщил:

– Сейчас я только поддерживаю форму в тренажёрном зале.

– Формы у тебя хорошие, – сказала Валентина.

Она шагнула ко мне, провела подушечками пальцев по моей груди, царапнув кожу покрытыми красным лаком ногтями. Посмотрела мне глаза, хитро сощурилась. Закусила губу, блеснув ровными белыми зубами.

Краем глаза я заметил, как снова печально вздохнула Рита, наблюдавшая за игрой своего сына. Заметили этот вздох и мои соседи по комнате. Нарек и Аркадий скрестили на Ритином лице взгляды.

Я подмигнул Валентине и громко объявил:

– Иду купаться! Кто со мной?

– Я.

– Я.

– Подождите меня!

* * *

До выкрашенных в красный цвет буйков доплыли только я и Порошин. Какое-то время нас сопровождали Валя и Аркадий, но они повернули обратно к пляжу. Ольга и Рита остались с детьми. Вместе с ними задержался на мелководье и Давтян. Рядом с буйком я сбавил скорость, улёгся на воду, подставил солнечным лучам грудь и лицо. Проводил боковым зрением Петра, рванувшего в заплыв в сторону Турции. Отметил, что море под вечер было спокойным (спокойнее, чем прошедшей ночью). Волны меня покачивали, кружившие в безоблачном небе чайки приветливо помахивали мне крыльями. Размеренно стучало в груди сердце.

Я подумал о том, что «позавчера» не предупредил родителей о своём внезапном отъезде. Тут же улыбнулся. Потому что сообразил: мои папа и мама в семидесятом году ещё даже не стали мужем и женой. Хотя они уже познакомились – в институте. Моя мама в семидесятом году окончила первый курс, весной ей исполнилось восемнадцать лет. Папа на четыре года был старше мамы. Но он поступил в институт после службы в армии, поэтому и учился с моей мамой на одном курсе. Я сказал себе, что моё исчезновение «сейчас» моих родителей не волнует – потому что моё появление на свет в их ближайших планах пока не значилось.

«…Есть обвинения в терроризме и в торговле наркотой. Это с одной стороны. И возможность сбежать от этих обвинений уже сегодня ночью – с другой. Какую ты выберешь? Ты только подумай, Серёга: уже скоро ты будешь спокойно спать по ночам и не шарахаться в сторону при виде милиционеров…» – вспомнил я слова Сергея Петровича. Понял, что хочу спать. Не сомневался, что сегодня ночью я действительно усну спокойно: вся эта суета с побегом от милиции и от ФСБ сейчас мне казалась дурным сном. Моей реальностью теперь стали солнце, море, чайки и Советский Союз образца тысяча девятьсот семидесятого года.

Из воды я выходил неспешно, обходил собравшихся у самого берега детишек и пожилых женщин. Привычно отметил, что снова стал объектом всеобщего внимания: на меня посматривали не только женщины – бросали в мою сторону завистливые взгляды и мужчины. Не заинтересовал я только детей – те увлечённо разбрызгивали вокруг себя воду, доставали со дна гладкие камни и ракушки. Я встретился взглядом с глазами очередной засмотревшейся на меня девицы; вспомнил, как вот так же выходил на берег сегодня ночью – почти так же (только без плавок). Окинул взглядом берег – блондинку с причёской «каре» не увидел.

Ольга и Рита с сыновьями уже вернулись к расстеленным на песке покрывалам. Рядом с ними стояли Нарек и Аркадий – Александров о чём-то увлечённо рассказывал, отчаянно жестикулировал (он снова напомнил мне Сан Саныча). Валя Кудрявцева меня заметила. Она наблюдала за моим приближением, жмурилась от яркого солнечного света. Я снова отметил, что фигура у неё хорошая. Хотя (на фоне собравшихся на пляже пансионата людей) Валина кожа пока выделялась белизной (как и кожа прочих моих спутников). Кудрявцева махнула мне рукой – я улыбнулся в ответ: помнил, что моя улыбка всегда нравилась женщинам.

* * *

Я воспользовался предложением Валентины: прилёг на её покрывало. Вяля пристроилась рядом со мной, прижалась тёплым плечом к моей руке. Моё тело и плавки быстро подсохли на солнце. Я чувствовал, как солнечные лучи согрели мне грудь и живот. Лицо я прикрыл бейсболкой – веки от яркого света не спасали. Слушал как рассказывал о себе и о своей работе Нарек. Его голос звучал негромко (на фоне множества других голосов, шума прибоя и криков чаек). Я чётко слышал каждое произнесённое Давтяном слово. В очередной раз подумал о том, что из Нарека получился бы хороший радиоведущий или диктор новостей на телевидении.

– … Скажу вам так, уважаемые, – говорил Нарек, – в нашем гастрономе я самый главный работник…

– Нарек, вы работаете директором гастронома? – спросила Ольга Порошина.

– Почему директором? – сказал Давтян. – Нет. Кто такой, директор? Директор – это… так… зависимый человек. Директор,