Весь Нил Стивенсон в одном томе - Нил Стивенсон

— Им все равно умирать, это правда, — произнес новый голос. — Но нам-то досталось жить.

Это была Луиза. Появившись у Феклы за спиной, она безмолвно попросила у нее разрешения присесть на стул, на спинке которого покоилась рука русской. Та не просто убрала руку, но вскочила и вежливо отодвинула для Луизы стул.

— Нам еще рано умирать, во всяком случае я на это надеюсь, — продолжила та, — и мы все только что видели, что произошло. И нам теперь с этим жить. И не только с этим. Однако через несколько часов мы начнем принимать ракеты с Куру, пожиная плоды применения атомной бомбы и боеприпасов объемного взрыва против фактически беззащитных людей. Память об этом теперь в нашей ДНК. — Она бросила быстрый взгляд на Мойру. — Если доктор Крю простит мне подобную метафору.

Мойра чуть улыбнулась и кивнула.

— Значит, ты против? — уточнил Маркус.

— Нет, — сказала Луиза. — Однако, Маркус, не стану скрывать, что на мне тоже лежит историческая ответственность. Я — цветная испаноговорящая латиноамериканка. Я провела несколько лет, работая с беженцами на таких же судах. Наконец, я еврейка. Вот такая ответственность, это понятно?

— Принято, — подтвердил Маркус.

— Я не внизу, мне неизвестно, о чем говорят Джей-Би-Эф ее советники…

— И к чему ты клонишь? — перебил ее Маркус, хотя и безукоризненно вежливым тоном.

— У нас нет никаких законов. Никаких прав. Конституции. Судебной системы или полиции.

Маркус и Фекла переглянулись. Выражение их лиц не было ни хитрым, ни виноватым, ни заговорщическим. Просто обменялись значительным взглядом.

— Этим есть кому заняться, — ответил Маркус. Он не шутил — с того момента, как было подписано Соглашение Кратерного озера, в Гааге над вопросом трудилась целая ассамблея специалистов по конституционному праву, и один из них уже находился наверху.

— Знаю, — ответила Луиза, — и лично мне представляется очень важным, чтобы ужасы, подобные тому, свидетелем чего мы сейчас стали, не отравили весь законотворческий процесс. Нельзя делать вид, будто ничего не произошло.

Маркус и Фекла, снова обменявшись многозначительными взглядами, очевидно, пришли к решению ничего сейчас не говорить.

Телефон Мойры завибрировал. Она бросила взгляд на экран и обнаружила, что через пятнадцать минут у нее запланирована встреча. Извинившись, она покинула междусобойчик, приобретший довольно странный оборот. Впрочем, возможно, он успел излечить ее от кое-каких сентиментальных идей. Она пришла сюда в надежде воссоздать завтрак в европейской кафешке, а получила полчаса ядерных взрывов, массового сожжения протестующих и серьезных рассуждений на этические темы, к которым примешалось неожиданное сексуальное напряжение между ней и Феклой. Как у многих на Ковчеге, с самого прибытия у нее не было секса. Многие из тех, кому не давили на совесть приговоренные к смерти супруги или нареченные, оставшиеся на Земле, как-то устроились на этот счет, но у других так ничего и не случилось. Хотя и ясно, что это ненадолго. Два запирающихся модуля были отведены специально для любовных свиданий, и каждый на станции был осведомлен о других подходящих для этой цели укромных уголках. У Мойры на Земле никого не осталось. Воздержание ее было вызвано в основном тем, что здесь пока никого не нашлось, да и само место совершенно не располагало к романтическим отношениям. Однако воздерживаться становилось все тяжелей.

Если честно, в ее долговременном списке задач отдельным пунктом значилась разработка процедуры для беременностей на Ковчеге. Поскольку потребности беременных принципиально не отличаются от потребностей небеременных, фактически речь шла о том, как быть с детьми. Капельмейстеры исходили из того, что весь процесс будет упорядочен и беременеть станут исключительно с намерением заморозить эмбрион, который можно будет имплантировать позже, когда условия для малышей станут получше. Проведя на станции почти год, Мойра усомнилась, что все так и будет. Капельмейстеры явно недооценили культурные различия между регулярами и каппи.

Еще несколько месяцев назад они назывались облачниками — термин до сих пор использовался в официальной документации. Однако затем кто-то образовал от «капсулы», или «капли», термин «каппи». Как это бывает только в Интернете, слово мгновенно превратилось в мем, за сутки облетело весь мир и сделалось общепринятым. Отдельные чувствительные греки стали было возражать, но им быстро заткнули рот.

Каппи были по сути еще детьми и почти не имели контакта с регулярами. Они жили в каплях, более или менее прикованных к своему месту в рое. Перемещаться между каплями было практически невозможно — это означало бы эпическое путешествие в скафандре с использованием различных трюков орбитальной механики. Для перемещения людей из удела в удел имелись небольшие космические аппараты, известные как «эмки», но их было немного, а квалифицированных пилотов еще меньше. Маркус, следуя советам Луизы, попытался организовать «перемешивание» — это означало, что в любой момент времени на «Иззи» должно было проживать и работать около десяти процентов всех каппи. Однако большую часть времени подавляющая часть каппи была заперта в индивидуальных каплях, триадах или гептадах и поддерживала контакты с Регулярным населением посредством видеосвязи («спайк»), социальной сети («спейсбук») и других позаимствованных с Земли технологий. Мойра поразилась бы, узнав, что никто из девушек до сих пор не забеременел — однако запросов на замораживание эмбрионов она пока не получала.

И любому нормальному человеку, последуй он сейчас за Мойрой через «Звезду» и «вниз», в низкотемпературное хранилище, стало бы ясно почему. Это место было абсолютно неспособно вызвать приятную дрожь в нервных окончаниях человека, собирающегося создать семью. Оно до смехотворного напоминало помесь клиники с промышленным предприятием.

Зато, как надеялась Мойра, оно должно было произвести должное впечатление на вновь прибывших, которые и явились сюда на встречу с ней точно по расписанию. Несколько часов назад они прилетели на пассажирском корабле, запущенном с мыса Канаверал: время, достаточное для того, чтобы пилюли от тошноты начали действовать, а сами они успели прийти в себя. Это была небольшая группа с Филиппин: биолог, работавший с генно-модифицированными породами риса, социолог, изучавшая моряков-филиппинцев, проводящих всю жизнь на борту сухогрузов — очевидно, она должна была прийти на помощь Луизе, — и двое каппи, судя по внешности принадлежавших к столь же различным этническим группам, как, например, исландцы и сицилийцы. Как обычно, при одном из них был переносной холодильник для пива. Как было прекрасно известно Мойре — подобные церемонии случались не реже раза в день, — в холодильнике находилась сперма, яйцеклетки и замороженные эмбрионы от доноров со всех уголков страны происхождения — в данном случае, Филиппин. Она приняла холодильник со всеми подобающими почестями, словно японский бизнесмен, которому