Весь Роберт Хайнлайн в одном томе - Роберт Хайнлайн

Оказалось, впрочем, что в этом не было никакой необходимости: Дора умеет вести фото и киносъемку, в цвете и на стерео, в любом ракурсе и при любом освещении — это она подсвечивала живые картины в дверях (и фотографировала их, как я потом узнал).

Пока Морин с Джейком давали указания, где кому сидеть, мы с «сержантом Бронсоном» развалились этакими Неронами на диванах, отведенных для Либ и Дити, а Шельма уселась между нами и кормила нас из рук виноградом.

Джейк хотел, чтобы все приняли «художественные» позы. Мама Морин соглашалась со всем, что он говорил, а потом делала по-своему. Получилось, может быть, и художественно, но я точно знаю одно: что эти фотографии способны вызвать эрекцию даже у скелета.

Тем временем Дора играла, пела, угощала нас всякими лакомыми кусочками, которые надо было есть палочками, как в лучших китайских ресторанах, и подливала отменного вина. Репертуар у нее, по-видимому, очень богатый, и некоторые номера, к моему удивлению, оказались знакомыми. Когда Джуди Гарланд поет «По ту сторону радуги», тут уж не ошибешься — Дора пела ее голосом. Но большинство мелодий я не знал.

Дора объявила «Завтрашнюю песнь» — по крайней мере мне так послышалось. Лазарус и Морин до самого конца сидели, взявшись за руки. Песня была такая, что это название ей, по-моему, совсем не подходило. Я догадался, в чем дело, когда она кончилась, и в наступившей мертвой тишине Морин сказала Лазарусу:

— Теодор, Иштар хотела поменять расписание вахт, но Тамара ей запретила. Она хотела сделать это ради тебя, дорогой мой, и ради меня, — но Тамаре не терпится с тобой повидаться.

— Тамара всегда знает, чего хочет, — ответил Лазарус.

— Да, Тамми всегда знает, как лучше, — согласилась мама Морин. — Скажи мне, Теодор, я все еще ее тебе напоминаю?

Лазарус смутился.

— Ну, не знаю. Ты на нее не так уж похожа… но что-то от нее в тебе есть. А ты больше похожа на Нэнси, чем сама на себя.

— Да, я знаю. В нашей семье никто не хотел ждать, ведь тебя слишком долго не было. Потерпи, — когда я в твоих глазах стану похожа сама на себя, скажи мне, и Галахад закрепит этот видимый возраст своей косметикой. Ты по-прежнему собираешься сделать то, что пообещал мне так много лет назад, — взять Тамми и меня к себе в постель? Может быть, мне следует добавить, Теодор, что я теперь жена твоих сводных мужей. Я не прошу тебя на мне жениться — хотя думаю, что Тамми будет удивлена, если ты этого не сделаешь. Но я ни на чем не стану настаивать. Я буду притворяться кем тебе угодно. Я делала это для Брайана, теперь буду делать для тебя.

Морин говорила спокойно, не повышая и не понижая голоса, — она просто сообщала то, что ему следует знать. По лицу Лазаруса было видно, что его одолевают противоречивые чувства. Он хотел было ответить, но тут вмешалась Элизабет:

— Лазарус!

— А? Что, Либ?

— Иштар просила кое-что тебе передать, когда настанет время, и теперь оно пришло. Она прочла обе твои генные карты, настроив компьютер на самый пессимистический режим. Кроме того, она послала их в Нью-Рим, не указав фамилии, а только под регистрационным номером. Вот что она просила тебе передать… в ответ на вопрос, который ты задашь. Она просила сказать, что ты невежественный дикарь, ничего не смыслишь в науке, особенно в генетике, чересчур сентиментален, почти патологически упрям, умственно недоразвит, возможно, поражен старческим слабоумием, суеверен и провинциален… и что она тебя очень любит, но не позволит тебе принимать решения, которые затрагивают область ее компетенции. В пробирке или в живой матке, но этот гибрид будет получен. Хочу добавить, что Морин право выбора тоже не предоставлено.

— Ах вот как? Можешь передать этой толстозадой колдунье, что я подтверждаю каждое ее слово, особенно то, что касается слабоумия, что я уже пятьдесят лет как не пытаюсь оспаривать ее самовластные решения и что я люблю ее так же сильно — когда она не в клинике. А как тут поступить, ей скажет Морин. У меня нет права голоса. — Он обернулся и поверх изящных ножек Шельмы взглянул на меня. — Зеб, вот тебе вековая мудрость: мужчины правят, а женщины решают.

— Элизабет, не думаешь ли ты, что я чем-то похожа на Тамару?

— Хм-м-м… Никогда об этом не задумывалась. Да, у вас обеих есть эта материнская повадка. А ты не хочешь снять этот наряд? Он мешает мне на тебя смотреть.

— С удовольствием, Элизабет. Терпеть не могу подвязки — они хороши только на рекламных плакатах.

Мама Морин скинула туфли, сняла подвязки, аккуратно скатала вниз чулки, как это делают все женщины во всех вселенных, и встала, приняв естественную, нисколько не нарочитую позу.

— Повернись-ка не спеша. Хм-м-м… Морин, ты в самом деле похожа на Тамми… или наоборот: это, вероятно, у нее твои гены. А я тоже происхожу от тебя? Кто-нибудь тут знает? Лазарус?

— Да, Либ. Но не через меня. Через мою сестру Кэрол. Через «Санта-Каролиту» — представь себе, так ее звали, хотя она бы очень удивилась, если бы узнала: до святой ей было далеко. Но то, что ты произошла от Кэрол, доказали лишь много времени спустя после того, как ты погибла, — только когда архивы семейства проанализировали заново с помощью компьютеров и с учетом последних достижений генетики. В нашем семействе святых не водилось, верно, мама?

— Насколько я знаю, нет, Вудро. Уж я-то, во всяком случае, святой не была. Ты был маленький чертенок — надо было лупить тебя куда чаще, чем делала я. Твой отец, пожалуй, был больше похож на святого, чем кто бы то ни было из нашей семьи. Брайан был мудр и добр — и снисходителен. — Она улыбнулась. — Ты помнишь, почему мы разошлись?

— По-моему, я этого так толком никогда и не знал. Я гораздо лучше помню совсем другое мое путешествие в ту эпоху — в качестве «Теда Бронсона», а это случилось задолго до него.

— Когда мне перевалило за шестьдесят, я перестала рожать детей. Примерно в это же время был убит твой брат Ричард. Шла война. Его жена Мэриен Джастин из семейства Харди жила у нас с их детьми, а Брайан снова надел полковничью форму и вернулся в армию — работал в штабе в Сан-Франциско. Когда в 1945 году Ричарда убили, мы переживали это очень тяжело, но нам было легче от того, что все мы были вместе: Брайан, и мои