Частная практика - Екатерина Насута

class="p1">Погожин вытащил из кармана белый платок и протянул. И только тогда Катерина поняла, что руки у неё в крови. В засыхающей, какой-то черно-бурой крови.

— Вы, — сказал целитель. — Вы можете.

Нет.

Это… это шутка?

Или нет?

Подвал здешний на подвал не похож. Если не брать в расчёт отсутствующие окна, то вполне себе уютная палата. Белые стены. Кровати. На одной спящей красавицей застыла Настасья, и Катерина подошла к этой кровати, чтобы убедиться, что сестра жива. Спит просто.

Спит.

Щеки порозовели. Да и вид уже не настолько измождённый. Усталый пока, но эту усталость за три дня не повывести. Вот она удивится-то, проснувшись. Муж-нежить, жених-княжич… и целители, и магия, и это вот всё. Поневоле начинаешь завидовать. Катерина бы тоже уснула.

Но нельзя.

— Ваш мир, как мне кажется, довольно уникален, — голос Погожина мешает думать. — С одной стороны магии здесь нет. С другой… ваша подруга оказалась некромантом. Сестра — целителем. Дети… ещё преподнесут сюрпризы. Так что ваш ментальный дар смотрится вполне уместно.

У неё?

Дар?

Катерина не чувствует.

— Конечно, я не уверен в том… хотя… скажем так, вы ведь довольно легко находите общий язык с пациентами. И проблемы их вам ясны. Вы просто привыкли, что так оно было всегда.

Да. Наверное.

Ей говорили, что у неё талант. Что людей она чувствует преотменно. А она их и вправду чувствовала. Как-то вот так… нутром, что ли? Может, поэтому ей Настасьин жених сразу и не понравился? Поняла, что он не человек? Только понимание внутреннее не сумело убедить разум.

Разум логичен.

Он в магию не верит. Не верил. Без доказательств. А теперь? Просто принял очередной факт.

— Кроме того вы вполне себе спокойно находились в присутствии некроманта. Причём, замечу, нестабильного.

— И что?

— Скажем так, тёмная сила в большинстве своём отталкивает. Обычные люди некромантов сторонятся. Мягко говоря. Рядом с ними комфортно таким же некромантам или магам смерти, проклятийникам ещё. В случае с княжичем их связь нивелирует весь негатив. А вот вы… люди с ментальным даром находятся как бы в стороне. Их дар защищает разум от любого воздействия. Кстати, поэтому вы и не прониклись к жорнику симпатией. Он явно пытался. Это обычно для подобных тварей — внушать к себе любовь всем, до кого дотянутся. И не будь у вас дара…

Погожин развёл руками.

А кровь с лица Гремислава не вытерли. Он лежит. Прямой. Бледный. И кровь эта. Длинные волосы вот растрепались чутка. Седина видна. Сколько же её… а ведь он не старый совсем. Не намного старше Катерины. Она же себя старой не чувствует.

— Он… знал? Тварь?

— Тварь? Возможно, догадывался, что у вас какой-то дар, который мешает воздействию. И благоразумно держался подальше.

И сестру держал.

— Радуйтесь. В ином случае вас бы уже сожрали.

Радоваться не получается. Зато у Катерины платок есть. И она снова впадает в какое-то оцепеневшее состояние, в котором воспринимается всё очень отстранённо. И Катерина сосредотачивается на том, чтобы стереть кровавые пятна с лица.

— Ваш дар позволит заглянуть в его разум. И помочь. При небольшом разломе он сможет выбраться, но нужно помочь. Подсказать, что из видимого им реально.

— Но… но… если я… если кого-то другого! — приходит спасительная мысль. — Должны же быть другие менталисты. Опытные.

— Должны. И есть. Однако их мало. А ждать, пока кто-то освободится, нельзя. Чем больше проходит времени, тем выше вероятность, что он просто не вернётся. Трещина будет расти. Разум рассыпаться. Но вы должны знать, что это опасно. В чужом разуме легко заблудиться.

— Я… знаю.

Катерина присела рядом и взяла за руку.

— Если вы откажетесь, вас поймут.

— Нет.

Как можно? Он ведь Настю спас… и детей тоже. И в остальном он… интересный. И забавный. И строгий. И пожалуй, ей давно никто не нравился так.

А в её возрасте перспективными ухажёрами не разбрасываются.

Тем паче княжеских кровей…

— Что делать? — спросила она, чувствуя острое желание лечь рядом.

— Попытайтесь нащупать нить его разума. А дальше… дальше следуйте своему чутью.

Отличная инструкция!

С ней точно выйдет всё, как надо… додумать Катерина не успела. Ухнула в никуда, как в знаменитую кроличью нору.

Часть 7

Осколки памяти

Ужин.

Тот, на террасе… чепчик, ленты и всё такое. Чай горячий. Небо наливается теменью, а значит, гроза скоро. И барыня первою чувствует её.

— Ох ты, годы мои, годы… — она принимает шаль из рук дворовой девки и накидывает на плечи. — Хорошо ночью тряхнёт, попомните мои слова…

— Ах, матушка, — сразу подрываются жених с невестою. — Вам тогда в дом надобно, отдыхать.

И кружатся, кружатся девки, которых набегает со всех сторон-то. Они и помогают барыне подняться. Она уходит, сопровождаемая купцом, ведёт с ним беседу разлюбезную. И Гремислав почему-то не может отвести взгляда, будто что-то тревожит его в благостной этой картине.

Хотя…

Купец жив. Он только посмеялся, услышавши, что жена ищет.

— Вечно она выдумает… понаслушается сказок и начинает переживать. Вот говорил же, что я её бабок разгоню. Теперь точно-то разгоню… нет, вот бы про хорошее чего рассказывали, а они всё страхи один другого жутчее.

Звучало это вполне правдоподобно. И Гремиславу ещё подумалось, что такое тоже случается. А может, не в страхах дела, а в подозрениях почтенной купчихи, что муж её загулял…

Бывает и это.

Главное цел вон. Жив.

И дочь его жива. Держит жениха за руку, робко так, изредка позволяя себе взглянуть. И краснеет от стыда и собственной смелости. А тот смотрит покровительственно.

Только…

— Вам во флигилёчке постелем, — спешит сказать жених. — Уж извините, иных гостевых покоев не осталось, но там, на отшибе, даже спокойней, чем в доме. Никто не потревожит.

И Гремислав соглашается.

Он собирался уехать ещё затемно, сразу, как убедился, что и купец, и дочь его, и прочие вполне себе живы. И деревня на месте. И в доме вон светло и чисто…

Не было признаков.

Не было и вот…

Он бы уехал. Но это затянувшееся чаепитие. И ещё гроза, которая накатила внезапно, как оно бывает с грозами.

— Я покажу, если позволишь, — говорит купеческая дочь и машет рукой, и на взмах этот к ней устремляются дворовые девки. И Гремиславу ещё думается, что строга барыня, если так дело поставила, что дворня