Вадбольский 5 - Юрий Никитин

доме Облонских: блистательная победа над отрядом наёмников, ещё схватка, а потом эта неожиданная встреча в беседке, безумный койтус, вот уж гремучая смесь, что, как утверждает организм, так нужна мне, словно я жывотное лохматое.

Или во мне, растолкав локтями всё умное и прекрасное, прорвалось наверх именно лохматое?

Не спеши, сказал я себе. Уже видно, эта женщина суфражистичнее, чем Глориана с её подругами. Одно дело взять меч и пойти драться с тварями в Щелях, другое — выйти в общество с непокрытой головой. И здесь монстры куда опаснее.

На миг, когда я только зацепил её взглядом, показалось, что вижу женщину лет на сто опередившую время, слишком уж выделяется из этого стада пышно одетых овец.

Она общалась с очень немногими, другие поспешно отступали и делали вид, что её не знают. Я выждал, когда она решила, что короткого визита достаточно, повернулась к выходу, встретил её почти у самых дверей.

Она едва заметно вздрогнула, встретившись со мной взглядом. По её лицу, которое держит надменным и застывшим, пробежала целая гамма чувств, которые я успел считать, так как часть из них ожидал. Крупные глаза удивительно фиолетового цвета потемнели, а к щекам прилила густая кровь.

Пока ещё не пришла в себя, я отвесил ей церемонный поклон очень воспитанного и светского человека.

— Позвольте представиться, сударыня… Барон Вадбольский к вашим услугам. Мы не встречались, но сейчас я счастлив…

Глава 12

Она молчала, рассматривая меня не просто сердито, а почти с гневом, готовым перейти в ярость.

— Я же сказала, — произнесла наконец негромко, но даже в этом случае бросила взгляд по сторонам, не слышит ли кто, — не хотела бы вас видеть.

— Я не нарочно, — ответил я смиренно, — наш командир отряда, великая княжна Глориана, велела мне быть на этом приёме.

Она поинтересовалась всё ещё сердито и с неприязнью:

— Она вами командует?

— Как боевой единицей, — сообщил я. — Я же суфражист, мать вашу, как и вы, судя по вашей отваге!

Она продолжала рассматривать меня в упор, как энтомолог вглядывается в редкую букашку.

— Ах да, я слышала про походы в Щели… Понятно, вы тот самый работник, что носит за ними вещи?

— Тот самый, — согласился я смиренно. — А вы считаете, что каждый должен носить своё?

Она вздёрнула подбородок, выглядело бы красиво и надменно, если бы в больших серых глазах не плескалось целое море насторожённости.

— Естественно!

— Они много потрудились, набили целую гору чудовищ, а я помог вытащить самых тяжёлых. Кстати, позвольте сказать, что я в диком восторге от вашей прически и платья!.. Это так необычно для нынешнего заплесневелого мира, что вскоре наверняка вам начнут подражать не только в Петербурге, но и в разных парижах.

Она скептически поджала губы.

— Говорите, говорите!.. Но ведь врёте, что вам нравится как раз то, что другие порицают?

— Другие, — ответил я, — всего лишь статисты. Картонные персонажи. И вообще эта чванливая толпа не заслуживает, чтобы к ней прислушивались. Другое дело — вы, сударыня!

Она взглянула с иронией.

— Ого! Или это, чтобы мне польстить?

— Считайте, — ответил я и ухмыльнулся, — как вам угодно. Если честно, уж простите, я настолько занят своими серьёзными делами, что мне даже ваше мнение, на самом деле важное и наверняка умное, фиолетово.

Она поморщилась.

— Что за слово? Почему фиолетово?

— Потому что самое крайнее, — сообщил я вежливо, — куда можно послать. Дальше только тьма-тьмущая. Вы, похоже, ультрасуфражистка?.. Хотите мне что-то предложить?

Она отшатнулась, глаза блеснули гневом.

— Что вы себе позволяете?

— Нет? — спросил я разочарованно. — Тогда я сам пошёл в фиолет. Даже в ультрафиолет.

И отошёл в сторону, этот опасный разговор лучше обрубить, пока мы не подрались. Но если это сделаю я, то это грубое свинство, а если женщина, то женщине можно, вот такой избирательный суфражизм.

Она ждёт, что возжелаю продолжения банкета, а я вот такой гордый и таинственный, непредсказуемый, хотя на самом деле, раз уж явился, то надо выполнить задуманное: затащить Горчакова своё в своё имение и показать новинки, поискать инвесторов, а если наткнусь на родителей Глорианы, показать себя надёжным телохранителем, это окупится.

Мою новую знакомую, что так и не назвалась, больше не видел, ко мне тут же подошёл распорядитель приёма, деловито сообщил о списке барышень, у которых ещё остались неангажированные танцы.

— На ваш выбор, — ответил я великодушно.

— Тогда первый танец у вас с Сагиттой Решетовой, — сообщил он. — Первые два танца отданы кавалергарду Недолгову. Потом ваша очередь…

Я ответил с поклоном:

— Жду не дождусь такого щастя.

Я выбрал для себя неплохое место у стены, вроде бы нечаянно прячась за мраморным Аполлоном с крохотным фиговым листочком, проходящим мимо дал возможность меня не замечать, чем с удовольствием и пользуются, но одна из дам, полная и величественная, бросила на меня взгляд, равнодушный и скучающий, сделала ещё шаг и остановилась, разворачиваясь в мою сторону, как броненосец «Потёмкин», медленно и величаво.

Золота на ней не меньше, чем в Усть-Илимском урочище, даже пышное платье выглядит золотым, не шуршит, а позвякивает, и весь этот Усть-Илим шагнул в мою сторону, величавый и великолепный, уже не «Потёмкин», а «Титаник» в последнем блистательном рейсе.

Кто-то из её свиты поклонился ей и сказал почтительно:

— Ваша светлость, этот вьюнош приглашен княжной Глорианой, он из её свиты, барон Вадбольский…

В голосе чувствовалось недоумение, как сюда проник какой-то барон, здесь же люди, и некая извиняющаяся нотка, дескать, простите, что попался на ваши глаза такой худородный и неизвестный.

Она прервала мощным голосом, больше подходящим для командования эскадроном гусар:

— Слыхала, слыхала… Кстати, барон, небольшой разговор к вам. Отойдем?

Я молча поклонился, что ещё могу, когда передо мной человек, умеющий только отдавать распоряжения?

Она без церемоний взяла меня под локоть, мы вышли из зала, а там по коридору открыла дверь в небольшую уютно обустроенную комнату, кивнула мне на кресло у камина, это чтоб я, как слуга, ещё и угли ворошил, а то и дровишек подкинул, а сама, расправив необъятных размером платье по всему дивану, опустилась, вдавив чуть ли не до пола, представительная и внушающая, как скала, но только эта скала, как я заметил с сочувствием, уже догадываясь о теме разговора… начала покрываться сетью крупных трещин…

Хотя