Путь в тысячу пиал - Дарья Урбанская

Джэу не была уверена, что сможет сегодня поддерживать маску безразличия и, тем более, благочестивого негодования – вдобавок к своей, кожаной. Ведь внутри все бурлило. С одной стороны, на душе было погано, словно в грязи извалялась, однако, к Намгану жалости она не испытывала. Он был мерзким человечишкой и заслуживал перерождения в крысу. От мысли о том, что своим поступком она, возможно, испортила и свою собственную карму, Джэу предпочитала отмахиваться.

Во внутреннем дворе монастыря всегда кто-то сновал и перекрикивался, но теперь стало особенно суетливо. То туда, то сюда рысцой пробегали отряды монахов-воинов, цепко осматриваясь вокруг – словно искали что-то. Со стороны оружейной раздался шум, и во двор высыпали люди. Впереди всех шагал один из учеников астролога, Тобгял, и потрясал небольшим свертком из темно-коричневой материи. Увидев его ношу, Джэу подалась вперед и вцепилась в дерево подоконника так, что костяшки пальцев побелели от напряжения.

– Не может быть… – прошептала она вмиг омертвевшими губами. – Только не это!

– Что происходит? Что ты обнаружил, Тобгял?

По ступеням главного входа неспешно спускался главный астролог Цэти Нгян, не теряя достоинства даже в непростой ситуации.

– Учитель, – Тобгял почтительно поклонился, – я проверял оружейную и в углу с ритуальными рэ-ти нашел вот это.

Он сел на пятки и, положив сверток на брусчатку, стал аккуратно его разворачивать, стараясь не дотрагиваться до содержимого. Толпа обступила его кругом, задние подталкивали передних, желая рассмотреть подробности, но Джэу не было нужды приглядываться, хоть сверху и открывался прекрасный обзор. Ей и так было известно, что в свертке – ведь она сама обернула тканью ворованную амулетницу-гау и припрятала там, где никто не стал бы искать. Припрятала до тех пор, пока не выдастся подходящий момент, чтобы переложить ее в тайник в скале, нависающей над гомпа.

– Ценная гау, из богатого дома, – протянул Нгян. Он наклонился, но тоже не спешил прикасаться к находке, то ли испытывая брезгливость, то ли страшась запачкаться чужим преступлением. – Говоришь, лежала скрыто рядом с ритуальным похоронным оружием? Тинджо́л, Ци́рна, – бросил он двум ближайшим монахам-воинам, – найдите-ка эту девчонку, которую не так давно определили в похоронную процессию в качестве рогьяпы.

– Джэу? – Шакпори тоже была тут и с демонстративным отвращением поглядывала на сверток с гау.

– Да, верно. Приведите ее сюда.

Джэу отпрянула от оконного проема. Сердце колотилось, отдаваясь в ушах и висках. По спине разливался неприятный холодок. В мыслях лихорадочно крутились вопросы:

«Поверят ли, что гау не моя? Смогу ли не выдать себя и невозмутимо солгать? Не дрогнет ли голос, когда станут опрашивать? Не свяжут ли это с убитым воином?..»

Чем больше Джэу перечисляла про себя эти «если», тем сильнее дрожали у нее руки, и тем шире улыбался Намган, вновь посетивший ее воображение.

– Да не могла она, учитель Нгян! – послышался со двора возмущенный голос Лобсанга.

Джэу вновь шагнула к окну и украдкой выглянула. Толпа поредела, да и здоровяка Тинджола уже не было.

«Они пошли за мной!»

Внутри все сжалось, съеденная цампа встала у горла. А внизу продолжался спор:

– Сверток мог сколь угодно долго там лежать!

– Лобсанг! – строго произнес Цэти Нгян.

– Это еще ничего не значит, учитель, – упрямо, но уже тише и склонив голову произнес Лобсанг. – Не только лишь Джэу допущена до небесных погребений. Кто угодно мог принести в оружейную…

– Кто угодно? Видно, тебе давно не давали палок, раз ты позабыл, где находишься. В монастыре Икхо «кто угодно» не таит краденое и не отправляет души в Бардо по собственному желанию. Пресветлый Бермиаг-тулку оберегает это священное место, говорит с тэнгри и спасает жизни, но не отнимает их, подобно ракшасам!

– Да пребудет его нынешнее перерождение долгим, а жизненная энергия ла неиссякаемой, – подхватил слова учителя Тобгял. – Пресветлый Бермиаг отправил монахов-воинов во главе с самим кушогом Рэннё помочь деревне, пострадавшей от оползня. А все знают, что среди сынов дракона Рэннё нет равных по смирению и доблести. Слава пресветлому!

Лобсанг резко вскинул голову, бросил мрачный взгляд на Тобгяла и гневно сжал ладони в кулаки. Джэу еще ни разу не видела друга в таком гневе. Казалось, еще немного, и его кашая полыхнет ярче лавы, что бурлит в горе Ундзэн. Но вряд ли у нее оставалось время, чтобы разобраться в причинах его странного поведения.

– Настоятель Бермиаг-тулку может освободить и нас от злых духов бон, – высказался другой монах, имени которого Джэу не помнила. – Ведь это они, не иначе, вселились в того, кто посмел отнять жизнь Намгана.

– Джэу всегда была нелюдимой, да еще и эта ее маска, – не преминула вставить Шакпори. – Нужно отвести ее к настоятелю, он разберется!

Джэу обернулась на пустой коридор, обдумывая путь, которым можно было бы покинуть гомпа незамеченной. Одно было ясно – Бермиаг точно раскроет правду, ведь она своими глазами видела, на что он способен. Кто знает, какими еще умениями он обладает? Стоять и слушать споры и злословие больше не было времени.

Джэу торопливо и бесшумно кралась по коридорам и жалела о том, что лунным днем не последовала за про́клятым мальчишкой и не скрылась за пределами Икхо.

«Но кто же знал, что все так обернется!»

А еще все в ней переворачивалась при мысли о том, что придется бросить в тайнике накопленные монеты и другие ценности. Сколько полновесных шрангов ей удалось собрать за эти годы, наполненные тяжким ежедневным трудом? Немало. После продажи той злополучной гау суммы должно было хватить и на подкуп одного из стражей пограничного перехода в соседнюю страну, и на жизнь в Лао, хотя бы на первое время. Да только все впустую теперь. Джэу понимала, что если задержится и промедлит, опустошая тайник, то наверняка попадется Тинджолу и тем, кто рыщет по монастырю в поисках нее. Ведь тайник она устроила в той части гомпа, что примыкала к скалам – так далеко от выхода! Пробиралась к нему лишь в те лунные дни, когда тьма, окутывающая монастырь, была особенно густой.

Джэу вывернула было из коридора в зал астрологических церемоний, но тут же вновь спряталась за угол. Рассчитывала, что раз все собрались во дворе, то зал будет пуст. Из него ведь так удобно пройти мимо кладовых, а там и до малого входа для работников недалеко.

Но в зале под неусыпным надзором двух монахов-учителей сидели мальчики и старательно переписывали свитки. Кто-то из этих юных послушников станет однажды, года через два-три, учеником главного астролога. Как это случилось и с Лобсангом, который