Путь в тысячу пиал - Дарья Урбанская

Джэу вздохнула – понимала, что с единственным другом она больше не свидится. Очевидно, вздох ее получился громче, чем она предполагала, а потому в следующий миг они встретились взглядом с Лобсангом. Тот поджал губы и сокрушенно покачал головой. Гадать, что бы это значило, Джэу не стала. Развернулась и бесшумно бросилась прочь. За ней никто не погнался – Лобсанг не стал поднимать тревогу.

Перемещалась она перебежками, то и дело озираясь и прячась. Гомпа гудел словно растревоженный улей диких горных пчел. Оранжевые одежды наводнили даже те отдаленные коридоры, где в обычные дни было не встретить ни души. Ей снова и снова приходилось выбираться из окон и ползти до следующего помещения, цепляясь за парапет. В доносящихся голосах все чаще звучало имя «Джэу»: сначала в связке с «рогьяпа», затем добавилось «украла», а потом и вовсе – «убила».

Вести разлетались быстро.

– А она всегда мне не нравилась, куфия надменная, – болтали работницы у лестницы, ведущей к зернохранилищу. – Уродливая, как сам ракшас. Потому и прирезала нашего Намгана.

– А помните, как они спорили недавно у котла…

Джэу в который раз пришлось изменить намеченный путь и подняться выше, в низкие помещения под самой крышей. Она вылезла наружу и по уступу в скале перебралась на соседнюю кровлю. В этой части монастыря располагались покои настоятеля Бермиага – опасно, но выбора уже не было. Да и вряд ли ее так скоро кинутся искать именно здесь. Старая Хиён всегда говорила, что прятаться лучше там, где высматривать не станут – у всех на виду, в самом неожиданном месте.

В покоях Бермиага было тихо: не рыскали монахи-воины, не злословили работницы. Но Джэу знала, что это лишь временная передышка. Ей нужно покинуть гомпа как можно скорее. О том, что на все это скажет Хиён, она и подумать боялась.

Джэу спустилась по лестнице на один пролет, когда услышала голоса за высокими ажурными дверьми из лакированного дерева. Сквозь искусную резьбу в коридор проникали золотистые лучи солнца и обрывки разговора.

– Они разбили повозки и сожгли их товары. Мы должны что-то предпринять, кушог Бермиаг?

Джэу вздрогнула. Она надеялась, что настоятель еще не вернулся из пещеры, где уединялся для медитации.

– Ветер переменчив, кушог Рхиян, – прозвучал ответ Бермиага. – Совсем недавно народ обвинял монахов в неискренности молитв, теперь гнев их обрушился на чужаков.

– Люди напуганы, настоятель. Бездушных рождается все больше и больше. За последние два года… Эх, да теперь уже все дети такие… – голос говорившего осекся.

«Как все?» – удивилась Джэу. – «Это же что-то вроде болезни, разве нет? Кому-то везет, кому-то нет. Но не так же, чтобы сразу всем?!»

– Мы неустанно взываем к благим тэнгри, молим о помощи, встаем на защиту поселений от ракшасов, проводим регулярные досмотры, выискивая про́клятых… – продолжил кушог Рхиян. – Но этого недостаточно. Деревни ропщут, молва разносится быстро. Недовольство растет.

– Великое горе опустилось на Тхибат и никак не желает уняться. Но не посылают тэнгри ношу тяжелее той, что мы можем осилить.

– Все так, настоятель, все так. Но возможно ли, что чужаки и правда принесли беду с собой? Караваны из Лао приходят не часто, единственный пограничный переход тщательно оберегается. И тем не менее…

За дверями повисла тишина.

– Говори, что хочешь сказать, кушог Рхиян, – потребовал Бермиаг.

– Два года назад ведь тоже прибыл караван. Несколько десятков телег. Разделились и разъехались по селениям. Добрались и до Икхо. Я помню. И люди тоже помнят. А еще они помнят, как тогда же, два года назад родились первые Бездушные…

Сзади раздался неясный шорох, вынудив Джэу дернуться и оглянуться. Но на лестничном пролете кроме нее никого не было. Слушать рассуждения лам она более не стала – это всё, конечно, небезынтересно, у нее свои заботы.

Джэу выглянула в небольшое оконце, под которым начинался нижний ярус крыш, и снова выбралась на улицу. Эту часть гомпа она знала очень плохо, но с ее места отлично была видна небольшая калитка, от которой тянулся не такой уж высокий каменный забор с молитвенными письменами. Если хорошенько подпрыгнуть…

«Кажется, это шанс!» – промелькнула мысль. Джэу осторожно подкатилась к краю крыши и повисла на руках.

Глава 16. Цэрин

Монахи Тхибата учат, что человек состоит из единения трех начал: Тела, Души и Ла, жизненной энергии. Ла питает физическую оболочку, непрерывно циркулирует по каналам тела и покидает человека лишь с его последним дыханием.

Ламы, достигшие высших ступеней просветления, могут использовать свою ла мистическим образом, например, переговариваться друг с другом на большом расстоянии, погружаться в состояние самадхи, похожее на многолетний летаргический сон, и многое другое, чему ученые Лао не могут дать рационального объяснения.

«Записки чужеземца», Вэй Юа́нь, ученый и посол Ла́о при дворе правителя Тхибата

После того, как сыны дракона увели Пхубу, старая Лхамо слегла. Она без движения вытянулась на лежанке и смотрела в одну точку, изредка забываясь в неспокойном сне. Услышав, как Цэрин ворошит вещи, собирая их в заплечный мешок, она повернула к нему голову и прошелестела:

– Куда ты?

– За Пхубу пойду. Он меня не выгнал, в дом привел, и я его не брошу.

Лхамо покачала головой.

– Не успеешь ты. Уже не спасти моего Пхубу.

– Дава обмолвился, что его не сразу в горы заведут. Сначала отмолить в гомпа должны и отметить. Так я как раз у ворот и дождусь, если меня внутрь не пустят. А потом вместе с Пхубу пойдем странствовать – двоих ни дикие звери, ни ракшасы не посмеют тронуть.

По морщинистой щеке Лхамо скатилась слеза.

– Славный ты, Цэрин, но не успеть тебе, – повторила она. – Его не через ворота выведут, а тайными тропами, что начинаются в подземельях монастыря и тянутся вокруг на много пиал. Даже если искать станешь – много солнечных и лунных дней пройдет.

– Ну и пусть. Я все равно…

– Побудь со мной лучше. Чую, что моя ла почти иссякла, недолго мне осталось. За честь почту, если ты сам отнесешь меня к реке Нааг и отдашь воде.

Цэрин растерялся. Если все обстояло так, как говорила старуха, то не найти ему Пхубу – этим пещерам ни конца, ни края. Но он все равно пошел бы. Но как бросить Лхамо, если она твердит, что скоро отправится в Бардо?

– Я схожу за Цзяньяном, – озвучил Цэрин светлую мысль. – Он поможет тебе.

– Ох,