Сиа - Анюта Соколова

верхом. Пока капитан возился с засовом на воротах, я заняла водительское место и завела двигатель. Неплохо. Жаль, топлива всего половина бака, придётся заезжать на какую-нибудь маленькую заправку в пригороде.

— Вы не хотите уступить мне руль? — иронично осведомился Рекре.

— Нет, — я кивнула на пассажирское сиденье. — Забирайтесь. Видела я, как вы водите. Мы потеряли уйму времени, надо навёрстывать.

Спорить он не стал. Пристегнулся, взглянул вверх, на невесту, что махала из окна. Дурацкая пошлая манера! На узкой улочке я осторожничала, приноравливаясь к управлению, зато на проспекте понеслась стрелой.

— Кто учил вас водить? — спросил Рекре.

— Инструктор. Он говорил, что машина — это не только средство передвижения, но ещё и удовольствие от самого процесса. Где-то с полгода я была уверена, что он шутит, а потом в один прекрасный момент прочувствовала это. Власть над скоростью.

— Машину у вас тоже отобрал муж?

— Не посмел. Она была зарегистрирована на меня, подарок отца на свадьбу. К тому же мой муж не любил садиться за руль, всегда ездил с шофёром, а спортивный автомобиль не так комфортен, как лимузин. Я сама продала машину, чтобы выкупить Ай-Мью.

— Это та девочка-сиа, что приходила к вам после ночи ужаса?

— Ай-Мью не девочка, она моя ровесница, у неё шестилетний сын.

— Все сиа выглядят очень молодо.

— Вы просто не всматривались. Сиа не покрываются морщинами, они выцветают. Тускнеет кожа, глаза из оранжевых становятся золотистыми. Волосы, наоборот, чернеют. Среди сиа старше ста пятидесяти лет вы не найдёте ярко-алых грив.

— А почему у них практически одинаковые имена?

— У них очень интересная система. При рождении мальчики получают имя отца с приставкой Се: Се-Лан, Се-Рей, Се-Урж. Девочки — имя матери с приставкой Ле: Ле-Лин, Ле-Ней, Ле…

— Уна, — подсказал Рекре.

— Да. Дети в двадцать один год становятся совершеннолетними, и приставка меняется на Эл для юношей и Ай для девушек. А отец или мать берут себе иное имя.

— Это как же… — капитан растерялся. — Приходится переоформлять документы?

— Нет никаких документов, — рассмеялась я. — Рекре, подтверждать личность нужно лишь в том мире, где существует ложь. Если сиа сказал, что его зовут Эл-Мин и этот дом принадлежит ему — так оно и есть. Нет зарплатных ведомостей, потому что нет денег. Нет списков учащихся, потому что образование бесплатное. Не хочешь учиться — не учись, занимайся тем, что не требует глубоких знаний.

— Какой-то сумасшедший мир, — проворчал Рекре.

— Для сиа сумасшедшие — мы, — я обогнала грузовик и прибавила скорость. — Они не понимают, как можно не лечить больного только потому, что у него не хватает каких-то там бумажек. Бездомные, голод и нищета и вовсе необъяснимые вещи.

— Вы рисуете рай, каким его изображают священники. Так не бывает, Ай-Руж. К тому же казнь пленных показала, что сиа отнюдь не ангелы с крылышками.

— Они не ангелы, верно, и их мир не рай. Там невероятно агрессивная среда, постоянные извержения вулканов, гигантские волны, мощные ураганы. Однажды Ай-Нуа сказала мне, что люди выдумали себе сложности, потому что им было слишком хорошо жить. Лернея благожелательна к человеку: ты засыпаешь и знаешь, что не проснёшься в раскалённой лаве.

— Ай-Нуа?

— Сиа, у которой украли сердце. Она была очень мудрой и хорошо говорила по-хитарски.

Рекре отвернулся и какое-то время делал вид, что разглядывает однообразные дома-коробки фабричных районов. Проспект стал шире, автомобилей прибавилось.

— Слушайте, Ай-Руж, вернёмся к именам, — капитан прищурился. — Мальчик получает имя отца, девочка — имя матери. А если в семье родятся два мальчика или две девочки? Что тогда? Два одинаковых имени?

— Так не происходит.

— Никогда-никогда?

— Никогда-никогда, — насмешливо подтвердила я. — Сиа контролируют пол будущего ребёнка, как и количество детей. Вы всё-таки не читали статистику в Амьере.

— Не успел, — Рекре помрачнел. — Теперь, подозреваю, и не прочитаю. Ай-Руж, вы верите в то, что мы сможем что-либо изменить? Два человека?

— Смог же один человек всё испортить.

— Не отшучивайтесь, — угрюмо сказал он. — Я вижу мир на пороге войны, в которой у людей нет шансов. Мы допустили огромную ошибку только потому, что приняли доброту за слабость. Решили, что раз иномиряне слабы и бесполезны, их можно безнаказанно уничтожить.

— Типичная наша черта, — ухмыльнулась я. — Люди с одинаковым усердием уничтожают и тех, кто их превосходит, и тех, кто в их понимании ничтожен. Убивают китов и давят букашек.

— Наша? — выхватил слово он. — Вы считаете себя человеком?

Я не успела ответить: пришлось резко снизить скорость. Прямо перед нами две машины жандармерии встали поперёк дороги, ещё две перегородили обочины. Мелькнула мысль, включить задний ход и резко развернуться, но плотный поток автомобилей не дал мне такой возможности. Сзади раздались гудки, визг тормозов и отчаянная ругань.

— Мьессы Рекре и Айруж, выйдите из машины! — проорал кто-то в рупор.

— Как интересно, — пробормотал капитан. — Они нас не видят, солнце светит сзади.

— Но знают, на чём мы едем, — я заглушила двигатель. — Мне очень жаль, Рекре.

— Нет, не может быть, — он стиснул зубы. — Нет, наверняка, есть какое-то другое объяснение…

В уме я подсчитывала время. Мы выехали в половине второго, часы показывали восемь минут третьего. Слишком быстро. Даже если тут же помчаться телеграфировать, не уложишься.

— Отделение жандармерии через три дома, — глухо сказал Рекре. — Прости, Ай-Руж.

— Выйти из машины, руки держать на виду! — надрывался противный гнусавый голос. — При любом шаге в сторону мы будем стрелять!

Ключ я оставила в замке зажигания, деньги из кармана спрятала под сиденьем. Лишние вопросы — откуда? — ни к чему. Переглянулась с капитаном.

— Идём, — сказал Рекре.

Он резко изменился, стал собранным и спокойным внешне. Над его головой кружился вихрь бирюзовых, красных, коричневых и лиловых оттенков. Стыд, злость, досада и презрение. Мы вышли одновременно.

— Не стреляйте! — крикнул капитан. — У нас нет оружия, и мы не собираемся сопротивляться.

— Это не поможет, если отдан приказ застрелить нас при задержании, — усмехнулась я.

— Тебе не страшно? — неожиданно спросил он.

— Страшно мне было четыре года назад, когда меня предал близкий человек, — я следила за бегущими к нам жандармами. — Как тебя сейчас. А нас с тобой просто убьют.

Руки мне заломили за спиной, щёлкнул замок наручников.

— Поосторожнее! — рявкнул Рекре. — Мьесса — целитель!

Кажется, ему врезали локтем в солнечное сплетение — любимая реакция жандармов на протест. Обернуться не позволили вцепившиеся в меня пальцы, я слышала лишь сдавленный свистящий выдох.

— Заткнись и переставляй ноги, — скомандовал всё тот же гнусавый голос.

«Лучше бы пристрелили сразу», — с досадой подумала я.

Глава 16

В камере стояла абсолютная тишина. Когда за нами захлопнулась железная