Битва на Калке. Эпизод первый - Алексей Миронов

Забубенный ничего не надраивал и не зашивал. Привыкал-притирался пока к новой одеже, которая была сшита крепко, и сразу рваться не собиралась. Мозолей на ногах он еще не натер, сидя в ладье в новых кожаных портянках с завязками. Меч свой без надобности не вынимал из ножен. А шлема у него вообще не было. Потому свежий морской ветер только расхохливал его волосы, не успевшие отрасти до той длинны, чтобы прозываться кудрями.

Сидел механик на своем месте в ладье по правому борту и разглядывал просторы русской земли. А посмотреть было на что, — красота кругом наблюдалась неописуемая. Какой месяц стоял на дворе Забубенный точно не знал, но, судя по дыханию природы, либо весна недавно закончилась, либо лето едва наступило. Лес густой, что стоял по берегам, к самой воде спускаясь, уже был зелен, в полном соку. А вот травы в рост еще не пошли, то бишь из земли показались, солнышко почуяв, но не еще не во всю ширь разрослись. Да и спелых плодов на встречных яблонях механик не узрел, только мелкие и зеленые едва показались. Видать, вся солнечная погода ожидалась впереди.

Упругая волна монотонно била в борт ладьи. Плескался широкий Днепр, забавляясь с челнами. Черниговцы миновали так несколько прибрежных селений, среди коих и крупное одно было. Как называется, понятно, Забубенный и спрашивать не стал. Они пока для него все на одно лицо были, — как садоводства.

После полудня ветер сменился и погнал облака через Днепр. Затем начался дождь. Ратники закутались в свои алые накидки, но путь продолжили. Данила где-то раздобыл запасную накидку и отдал механику, ибо тот быстро промок под дождем, не имея чем прикрыться. А дождь пошел сильный, впереди все пропало в серой мгле. Но лысый пират Христич уверенно вел флагманскую ладью вперед через дождь, не сбиваясь с курса. Остальные ладьи приблизились и шли следом, чтоб не отстать.

«Да, — подумал Забубенный, кутаясь в накидку и пытаясь забиться под покатый борт ладьи, — этот, наверное, все мели тут знает». Попутно Забубенного беспокоили мысли о том, что будет с кольчугой, если он вымокнет под дождем. По всем законам, известным ему по прошлой жизни, она должна была заржаветь и постепенно покрыться отвратительным рыжим налетом. А сам он придвижении станет издавать скрипы как не смазанная телега. Григорий исподтишка стал разглядывать кольчуги на других ратниках, но особо ржавых не заметил. Эта мысль настолько заинтересовала пытливый ум механика, что он не выдержал и спросил сидевшего рядом Данилу, как они решают сей вопрос.

Запасливый Данила разыскал на палубе среди всякого хлама какую-то холщовую котомку и вынул из нее бычий пузырь с какой-то маслянистой гадостью серого цвета. Радостно протянул его Григорию и сказал:

— На, непонятный человек, натри этим отваром звенья, промасли их сверху рукой и все будет хорошо. Ни в жизнь кольчугу вода не возьмет.

Забубенный дождался пока дождь поутихнет и налил немного зелья себе на ладонь. Зелье оказалось ужасно вонючим. Настолько что механик даже вопросительно взглянул на Данилу, мол «Стоит ли такой гадостью мазаться? Лучше уж заржаветь, чем задохнуться». Хотя припомнил, что это был именно тот запах, который не давал ему сосредоточится на ладье. Здесь что-то постоянно воняло, но что именно Забубеннный до сих пор не мог понять, а теперь, наконец, выяснил.

— Давай, давай, — подбодрил его ратник, — мы все так делаем. Неужто в Новегороде не знают, как кольчугу от сырости спасти? Там ведь немало воинов, да мастеров.

Забубенный неуверенно кивнул.

— Да знаем, конечно, только у нас зелья приятней пахнут.

Вслед за этим механик, едва не зажмурившись, втер первую порцию себе в плечо. Запах усилился. Теперь Григорию показалось, что он вдруг стал токсикоманом и сам нырнул в газовую камеру, чтобы оторваться по полной. Механик собрал все силы в кулак, вылил еще порцию на ладонь, сжал зубы и стал с остервенением втирать маслянистый отвар в звенья кольчуги. Через двадцать минут он стал лосниться как кусок сала. Зато вода стекала теперь по кольчуге почти не задерживаясь.

— Ну, хватит добро переводить, — сказал наблюдавший за процедурой Данила и забрал пузырек обратно, — оставь чуток добрым людям. Еще пригодится.

Отдав зелье, механик вдруг крепко задумался. В его памяти странным образом всплыло еще несколько исторических фактов, касавшихся вооружения древних рыцарей. Вообще, он стал замечать, что в тринадцатом веке мозг его стал активно и как бы самостоятельно копаться в анналах и подсознании, выуживая оттуда всю информацию, которая могла пригодиться в этом времени. Мозг начал приспосабливаться. А провалы в памяти заполняться. И это не могло не радовать. Хотя то, что он вдруг вспомнил, обрадовало его не так сильно, как хотелось.

Григорий вспомнил одну книжку про рыцарей, прочитанную в отрочестве. Из нее он узнал, что во времена благородных рыцарей остро стояла проблема нержавеющей стали, а также личной гигиены. Короче говоря, с мылом и техническими маслами была напряженка. Благородные рыцари раннего средневековья даже вилок еще не знали и ели кинжалами со щитов, используя их в походах как столы, в результате чего боевые щиты с обратной стороны выглядели как жирная иссеченная доска. Та же ерунда происходила с обмундированием, то есть с доспехами — латами, кольчугами, шлемами, наколенниками и железными перчатками. Как только появилось и стало популярным железо, мгновенно встала проблема его сохранения от ржавчины. И первым средством предохранения стали всякие жиры. А жиры, как известно, иногда сильно пахнут.

Кроме того, в те времена ни «Хэд энд Шолдерса», ни «Хозяйственного» мыла, ни шампуня для собак в достаточном количестве еще не производилось, поэтом даже аристократия не стеснялась разводить вшей на своих головах. В результате, несмотря на красивые одежды и доспехи, стоившие бешенных денег, среднестатистический благородный рыцарь вонял как облезлая псина. Был вшивым и часто неграмотным, ибо это тоже не считалось обязательным для аристократии.

Отключившись от воспоминаний, Забубенный обвел взглядом своих соплеменников, потом принюхался к себе. Теперь он вонял точно также как и все остальные. Приблизился к народу, хотя и не мог считаться благородным рыцарем. Что касается душевного расположения ратников, то они каким-то образов притерпелись ко всем окружавшим запахам и ощущали себя вполне естественно. Для них все окружающее было нормально жизнью, которая впитывается с молоком матери. Ничего странного они в ней, видимо, не находили. Ладья как ладья, река как река, одежда как одежда, кольчуга как кольчуга, вонь как вонь. Все нормально. И только