Осколки будущего - Алевтина Ивановна Варава

И она картинно откланялась присутствующим, а потом завертела маленькой попкой, как делали по телевизору.

Дома Ника, не проронивший с окончания совета ни слова, внезапно принялся за уборку. Предложил уставшей и взволнованной Ане навести порядок, начав со шкафа в коридоре, куда принцесса Авелилона привыкла пихать что попало, освобождая открытые поверхности. Отметил, что, какую дверцу ни распахни в их опрятной с виду квартире, – натыкаешься на жуткий бедлам. Аня даже не попробовала защититься – пусть лучше он выпустит пар, отругав её за неаккуратность, чем осознает истинную причину своего гнева на будущую жену. Не думая, обрушившую на него столь кошмарную историю.

Чёртовы благие намеренья. Вот вам и королевский подарок.

Мероприятие растянулось до пяти утра, приведя жилплощадь к полному разгрому. Аня не перечила – она тоже успокаивалась, занимаясь домашними делами. А Нике как никогда нужно отвлечься. Он взялся структурировать предметы на каждой полочке со скрупулёзной дотошностью, так, что помощница скоро ретировалась к ноутбуку – да так и уснула, недонабирав до конца очередную запись в своём дневнике.

Часов в девять Аню разбудил незнакомый звук неведомого происхождения. Возлюбленного она нашла в гостиной: Ника сидел за столом, с усердием, но без какого-либо проблеска мыслей на лице, он тёр старой зубной щёткой нефритовую подвеску и крошечные звенья цепочки, засыпав всё вокруг белыми крупинками соды.

С наступлением нового дня уборка приняла больший размах. Вскоре оказалось, что Ника вовсе не собирается успокаиваться и останавливаться. Он снова перестал спать. Укладываться укладывался, но быстро начинал ворочаться с боку на бок, отбиваясь от навязчивых и неудержимых мыслей, которые упорно оставлял при себе. И вот уже задремавшая Аня слышала, как он выскальзывает из постели и спешит потрошить очередной шкаф.

К концу недели принцесса Авелилона не имела представления о том, где теперь что лежит. Она старалась не раздражаться, хотя постоянный кавардак давил на психику. Ника разворотил каждый квадратный сантиметр, а ещё он порывался выбросить всё, чему не удавалось отыскать подходящего, на его взгляд, места. Раз Аня нашла в мусорных пакетах у двери свои шейные платки и полную пачку порошков для подпитки срезанных цветов.

«Когда в жизни всё идёт наперекосяк, уборка и упорядочивание могут выступать психологической защитой», – сказала бы Мэри-Лин, если бы в её собственной жизни всё не встало с ног на голову катастрофически. Но Аня успела поднатореть в основах психологии за время, пока подруга ещё училась в академии на соответствующей специальности. И сама всё понимала. Потому старалась не выходить из себя.

Нужно просто подождать, и Ника придёт в норму.

Всё будет хорошо.

Иначе никак.

Нужно стиснуть зубы и не мешать ему искать на полках в гардеробной утраченный покой. Столько, сколько потребуется. Ведь Аня сама сотворила с ним это.

Интермедия: Кристина

Артур всегда будит меня поцелуем. С первого дня, когда мы проснулись вместе. Не думала, что эта прекрасная традиция когда-нибудь разрушит мою жизнь.

Десятого января оба мы ощутили на губах вкус крови.

Он преследует с тех пор.

И эти странные следы на Мэте. Будто затянувшиеся, давно зажившие – но ведь ещё накануне их не было. Всякий раз в последующем с вечера ничего не было. Только после ночи. Две круглые отметины в четырёх сантиметрах друг от друга. И овальный, уже пожелтевший засос на нежной детской коже вокруг.

На боку. На спине. На руке. На попке. На шее. Каждую ночь – новый.

Наш ребёнок стал вялым. Не капризничает. Плохо ест.

Сначала я грешила на малознакомую фауну Токио и кровососущих насекомых. Кольцом Мелочей создавала защиту – невидимую мелкую сетку. Не помогло.

И этот неотвязный привкус крови в утреннем поцелуе.

Бантик говорит, Мэт абсолютно здоров.

Но он изменился. Я же вижу. Я чувствую.

Мы с Артуром боимся.

Мы уверены, что это делает Данкан.

Мы хотим избавиться от него.

Мы знаем как.

Глава XXХII: Пиршество демонов, или Семейка Адамс

– Так ты, значит, хочешь, чтобы я перестал общаться с матушкой?

Аня тяжело вздохнула, чувствуя уже знакомую волну напряжения, сковывающую плечи до одеревенения. Она прикрыла глаза, продолжая машинально резать перец на разделочной доске длинными, тонкими полосками.

– Нет, любимый. Я очень хорошо отношусь к маме Вале и считаю именно её своей свекровью, членом нашей семьи.

– Понятно, – многозначительно проговорил Ника, и принцесса Авелилона увидела в отражении на поверхности вытяжки, как он устремил взгляд куда-то в пространство.

Резкие скачки настроения, когда будущий муж вдруг становился недотрогой и делал с непоколебимой уверенностью выпады, по большей части абсурдные, стали за прошедшие полтора месяца почти привычными. Разубедить его в таких случаях бывало крайне проблематично, Ника не реагировал ни на логику, ни на слёзы. Последних поначалу Аня пролила немало. Она что ни день посыпала голову пеплом за свой порыв подарить суженому тайну его рождения. Тогда казалось, что это – великолепная идея, маленькое чудо, настоящая возможность осуществить заветную мечту. Но знание правды что-то изменило в будущем императоре. И принцессе Авелилона оставалось лишь молиться что ни день (правда, неясно кому), чтобы изменило не навсегда.

Ника стал другим не только в часы «переключений». Теперь и в «хорошей» своей версии он вёл себя не совсем обычно. Сосредоточенность до дотошности стала неизменной спутницей любого дела, за которое брался Анин будущий муж. Он мог часами выставлять параметры вордовского документа, прежде чем взяться за заказанный перевод, или пообещать приготовить яичницу на завтрак, но увлечься выскабливанием сковородки до зеркального блеска.

Ника стал тратить куда больше времени на выполнение простейших задач. Привычка делать всё идеально приняла черты несообразности. А все суждения стали ещё более категоричны и бескомпромиссны. Он больше не терпел никаких возражений. Возражения мигом вызывали перепад настроения. Но, увы, и при скрупулёзном следовании всем его желаниям, скачки происходили по нескольку раз на дню.

Самым непереносимым для Ани бывало, когда неожиданные умозаключения, всегда выстреливающие внезапно после того, как лицо Ники вдруг деревенело, а взгляд устремлялся куда-то мимо осязаемых объектов, касались чего-то реального. Например, того, что спустя пять сотен лет она даст приказ убить своего императора. Аня научилась часами терпеливо обсуждать идеи ненависти к Валентине Васильевне или желания переселить Нику на вотчину в Мир Единорогов, чтобы от него избавиться. И разубеждать его. Но в том, что действительно било по больному, оказывалась слаба, как маленькая девочка перед кровожадным монстром.

Принцесса Авелилона боялась, что кто-то заметит неладное. Осмелится осуждать её избранника за то, что она сотворила собственными руками, за то, что она сделала с ним. Или осуждать её – потому что терпит, потому что позволяет себя изводить, будто так до́лжно. Не желала лекций о женском достоинстве и токсичных отношениях. Ведь данная ситуация не имела ничего общего с подобным. Это была болезнь. Психологический срыв,