Телохранитель Генсека. Том 6 - Петр Алмазный

изложил суть просьбы. Капитонов слушал внимательно. Я ожидал возмущения, или того, что он попытается отказаться, но Иван Васильевич, к моему удивлению, повел себя как настоящий делец.

— Это я понял. Но встречный вопрос: а что взамен? — И он посмотрел мне в глаза, впервые прямым, немигающим взглядом.

Я усмехнулся, подумав: все-таки ничего не бывает зря. Любопытный Ваня Полторацкий, пока был в теле Капитонова, рассказал мне о всех «заначках» Ивана Васильевича. Сейчас эта информация была мне на руку.

— Что взамен, говорите? — я повернул к даче, рассматривая ветки деревьев, почки на которых даже не собирались раскрываться, — А взамен я забуду о шкатулке с деньгами перед зеркалом в вашей спальне, также о пачках денег, зашитых в матрас вашей кровати, и о небольшом тайнике за плиткой в ванной тоже не вспомню. Даже забуду о тех золотых украшениях, что там лежат. И о фотографиях, которые приготовлены для шантажа или самозащиты — тут уж не знаю, как повернется, но тоже забуду. При условии, конечно, что вы пойдете мне навстречу.

Глава 10

Проводив Капитонова до машины, подошел к своей «Волге».

— Андрей, у тебя закурить не найдется? — спросил Соколова.

Тот молча достал пачку и протянул мне. Я взял сигарету, спички. «Космос» — не здорово, но, как говорится, на безрыбье…

Курил взатяг…

Я был благодарен Андрею, что он не бросил ни одного замечания, не подколол, не стал хохмить. Неожиданно, но буду знать, что ростовский балагур способен на тактичность. Понимает, что совещание прошло сложно, и не лезет с расспросами.

На улице вроде и солнышко припекает, но сырость пробирает до костей. Всюду грязь, серая, талая. На душе ровно та же хмарь, привезенная из Свердловска. После общения с Ельциным и угарной атмосферы интриг хочется одного — забыть обо всем этом. И я забуду, но после того, как доведу дело до конца.

Совещание закончилось, не добавив ясности. В голове тягучая, вязкая каша. Самое правильное сейчас — это отложить все дела, сесть в машину и поехать домой. Сменить этот прокуренный после совещания кабинет на свежий мартовский воздух, а потом на аромат Лидочкиных пышек или пирогов, который просто сбивает с ног до того, как открываешь дверь — еще на лестничной площадке.

Первое, что я сделаю, когда приду домой — обниму Светлану. Хочется просто постоять с ней рядом, чувствуя, как уходит напряжение. И тут же затеять шумную возню с девочками, переслушать все их новости, которых наверняка накопилось очень много за время командировки.

Мне так захотелось домой, что сейчас даже ворчливое возмущение Лидочки по поводу «избразганной» обуви будет казаться душевной музыкой. Да что там говорить, я бы даже Олимпиаду Вольдемаровну, нашу «заслуженную» соседку, встреть ее сейчас, обнял бы. Хотя нет, с объятиями погорячился, но мысль о доме согрела. Пора закругляться здесь.

Я бросил окурок в урну и вернулся в здание. Быстро прошел в секретарскую — надо переговорить о вчерашнем дне, выяснить, кто здесь находился и в какое время.

В секретарской оказалось неожиданно людно. В большой комнате, где обычно слышался только шум печатных машинок, сейчас гудели голоса. Из шести столов, увенчанных пишущими машинками, три были заняты.

Галина Игоревна, солидная матрона с прической, напоминающей парики дам начала девятнадцатого века, быстро стучала пальцами по клавишам. Рядом, вполоборота к ней, стоял Виктор Суходрев, переводчик Леонида Ильича. Он держал в руках свежий номер какой-то западной газеты и негромко, но четко диктовал секретарше:

— … ввиду всего вышеизложенного у правительства Советского Союза возникают…

Увидев меня, он кивнул и продолжил диктовку.

За вторым столом сидел один из выпускников МГИМО, сосредоточенно раскладывая по папкам бумаги.

В дальнем углу комнаты работала еще одна пара. Переводчик Валентин Бережков, склонившись, что-то объяснял секретарше, которая внимательно его слушала, положив руки на клавиатуру печатной машинки.

С Суходревом все ясно, фигура привычная, человек в гуще событий. С ним я несколько раз сталкивался еще в то время, когда находился при Брежневе телохранителем. А вот Бережков…

Увидеть его здесь было немного неожиданно. А для меня, если сказать честно, еще и волнующе. Я не просто читал его книгу «Тегеран-43», я ее проглатывал, перечитывал много раз, впитывая каждую деталь, каждое слово. Фильм, снятый по мотивам, пересматривал тоже несколько раз, хотя он был намного хуже книги, слабее, хотя и снимали видные режиссеры. В книге Бережков описал историю, частью которой был сам. А сейчас он стоит в нескольких шагах от меня и беседует с секретаршей…

Я встряхнулся и тут же напомнил себе: «Не сотвори кумира»…

— Всем доброго дня! Галина Игоревна, вы, как всегда, неотразимы! — я широко улыбнулся.

С Галиной Игоревной любой разговор превращался в прогулку по минному полю. Что тут поделать — человек настроения. Она могла быть радушной и разговорчивой, а могла отбрить любого так вежливо, что просто хоть мастер-классы проводи. Но ко мне она благоволила всегда. Наверное, потому, что я обычно держал дистанцию и никогда не влезал в ее личное пространство.

— Владимир Тимофеевич, никогда не замечала за вами склонности к лести, — строго ответила секретарша, но было видно, что комплимент ей приятен. — Что привело вас к нам?

— Не поверите, ищу вчерашний день, — перевел все на шутку. — Мне нужно знать, кто вчера в районе двух часов дня был в этом кабинете?

— Кого здесь только не было, потому что вчера здесь был проходной двор, — посетовала секретарша.

— Ну не скажите, Галина Игоревна, — к ее столу подошел Бережков.

Он взял у Суходрева документ и подчеркнув пальцем абзац в конце страницы, вернул.

— Вот здесь надо поменять местами… — сказал Виктору Михайловичу и, посмотрев на меня, продолжил:

— На самом деле мы все здесь были, еще Валера… — он кивнул на выпускника МГИМО, закопавшегося в документы, — … и Саша появлялись, но они не сидели на месте. Рябенко заглядывал, Солдатов заходил. Александров-Агентов тот вообще «Фигаро здесь, Фигаро там»… Весь день бегал туда-сюда. Так же официантки, обедать приглашали… Да, еще Дебилов, тоже с поручениями Леонида Ильича, заглядывал несколько раз. А что случилось?

— Ничего особенного, просто выясняю историю одного звонка, — я пожал плечами, стараясь придать лицу равнодушное выражение.

Бережков подумал о чем-то, но понять я не смог — дикая смесь английских и немецких слов. В который раз посетовал, что так и не осилил английский.

— А телефон вообще не умолкал, —