журнал "ПРОЗА СИБИРИ" №1 1995 г. - Владислав Крапивин

— Две недели назад Лигуша приезжал в Город. Он даже помнит, что с ним была некая вещь. Он даже помнит, что эту некую вещь он поместил в надежное место. Правда... — Роальд недовольно поджал губы, — как всегда, Лигуша не помнит, что за вещь была у него и в какое, такое надежное место он ее поместил. Он так боялся Соловья, что упрятал свою вещь весьма надежно. А чтобы не забыть, где... — Роальд снова поджал губы, — он дал в газете „Шанс" бесплатное объявление, есть там такой отдел для дураков и нищих. А в объявлении этом указал зашифрованное местоположение тайника. Так он сам думает.

— Думает или знает?

— Думает. Именно думает. Точное знание ему противопоказано, объем памяти у него не тот. Помнит факт: ездил в Город, помнит, спрятал что-то, даже, говорит, помнит, объявление в газете, но что за объявление, в какой форме, когда и для чего сделано — тайна. Понятно, я навел справки в редакции, но бесплатные объявления у них никогда не документировались.

Так, благотворительность вроде... Приходит человек, говорит: „Хочу напомнить некоей девушке о том, что я вернулся...“ Или: „Сын загулял. Может, по пьяни газету развернет...“ И так далее. Редакция ничему такому не препятствует. Сдай текст и будь уверен, в газете он появится. Так что, забирай вырезки. У меня их два комплекта, будем вместе искать. В этой пачке все бесплатные объявления, напечатанные в „Шансе" за последние две недели. Время свободное есть, дорога в Т. занимает несколько часов. Вчитайся, всмотрись, вдруг подскажет что-нибудь интуиция. Не может быть, чтобы мы не поняли, какое именно сообщение принадлежит Лигуше. Я тоже буду им заниматься. И Врач...

— Но почему ты решил, что Лигуша дал бесплатное объявление?

— Скуп Лигуша, — коротко объяснил Роальд. — И в отделе платной рекламы не появлялся. Уж там-то все фиксируется.

И хмыкнул:

— Что мог спрятать Лигуша?

— Старые тапочки... — пробормотал Шурик. — Он же сумасшедший. Спорить могу, он не сможет выплатить гонорар.

— Может, Лигуша и сумасшедший, — сухо сказал Роальд, — но в него стреляли, его пытались убить, за ним охотился небезызвестный тебе Костя-Пуза. А Пуза этот, как я тебе уже сказал, числится в бегах. Недостаточно?

И, хмыкнул:

—„В горницу вошел негр, румяный с мороза..."

Константинополь. 14 апреля 1204 года

Когда „Пилигрим неф епископа Суассонскога, ударило бортом о каменную выпуклую стену башни, дико и странно подсвеченную отсветами пожара, некий венецианец, чистый душой, сумел прыгнуть на башню. Рыцарь Андрэ де Дюрбуаз не успел последовать за венецианцем, ибо волною неф отнесло, зато он видел, как взметнулись мечи наемных англов и данов, как взметнулись боевые топоры нечестивых ромеев, давно отколовшихся от святой римской церкви, Чистый душой, полный верой венецианец пал и это зрелище разъярило рыцаря. Когда „Пилигрим“ вновь прижало к башне, рыцарь Андрэ де Дюрбуаз легко перепрыгнул с мостика на ее площадку, всей массой своего мощного тела обрушившись на ничтожных ромеев,

Благодарением Господа кольчуга на рыцаре Андрэ де Дюрбуазе оказалась отменного качества, она выдержала обрушившиеся на рыцаря удары, рыцаря даже не ранили, ибо Господь в тот день не желал его смерти, Более того, Господь в тот день так желал, чтобы смиренные пилигримы покарали, наконец, нечестивцев, отпавших от истинной веры, и вошли бы в Константинополь, Господь в тот день так пожелал, чтобы лжеимператор ромеев некий Мурцуфл, вечно насупленный, как бы искалеченный собственной злобой, был жестоко наказан за бесчестное убийство юного истинного императора Алексея, а жители бесчестного города покорены и опозорены.

Богоугодные мысли рыцаря Андрэ де Дюрбуаза и его безмерная храбрость помогли ему. Он не упал под ударами данов и англов, он решительно разметал трусливых ромеев. Подняв над головой окровавленный меч, он прорычал так, что его услышали даже на отдаленных судах, тянувшихся к Константинополю:

— Монжой!

И даже с отдаленных кораблей ответили:

— Монжуа!

Разъяренное и вдохновенное лицо рыцаря Андрэ де Дюрбуаза засветилось такой неистовой праведностью и такой беспощадностью, что бесчестные ромеи и их наемники в ужасе и в крови скатились вниз по деревянным лестницам башни, и все, кто находился ниже их, присоединялись к ним и бежали — в страхе и в ужасе. И получилось так, что рыцарь Андрэ де Дюрбуаз один, поддержанный лишь боевым кличем с кораблей, дал возможность праведным пилигримам сеньора Пьера де Брашеля окончательно захватить башню.

— Монжуа! — разнеслось над Золотым Рогом. — Монжой!

Ночь мести...

Вместе со святыми воинами мессира Пьера Амьенского доблестный рыцарь Андрэ де Дюрбуаз ворвался в осажденный Константинополь. С высоких каменных стен, надстроенных деревянными щитами, на штурмующих сыпались бревна, круглые валуны, горшки с кипящей смолой, шипя, выбрасывался из специальных сосудов греческий огонь, заполняя воздух мраком и копотью. В какой-то момент отпор, оказываемый бесчестными ромеями, оказался таким ужасным, что даже сам лжеимператор Мурцуфл, вечно нахмуренный, почувствовал некоторую надежду. Он решил, что Господь остановил нападающих. Радуясь удаче, он даже направил своего коня навстречу кучке окровавленных, вырвавшихся из пламени пилигримов, но его порыв остался лишь порывом — в навалившемся вдруг на него ужасе лжеимператор Мурцуфл повернул коня и погнал его вскач прочь от собственных алых палаток, поставленных на холме так, чтобы явственно видеть флот французов и венецианцев, растянувшийся в заливе чуть не на целое лье.

Грешный город пази

Огромный город, оставленный Господом, не устоял перед- Ничтожной по количеству, но крепкой в Своей вере армией святых пилигримов; всю ночь на узких улочках звенели мечи — Святые воины добивали остатки императорской гвардии хватали рабов и имущество, прибивали свои щиты к воротам захваченных вилл. Рыцарю Андрэ де Дюрбуазу Господь и меч даровали каменный особняк, уютно затаившийся в тенистой роще. Устало присев на открытой террасе, рыцарь вдруг услышал звон фонтана и тревожный шум листвы, раздуваемой порывами налетающего с залива ветра Отсветы чудовищного пожара, охватившего всю портовую часть Константинополя от ворот святой Варвары до Влахернского дворца, падали на груду оружия, серебрян пых светильников, золотых украшений, удивительных тканей и сосудов, кипарисовых ларцев, наполненных жемчугом и золотыми безантами, снесенную на террасу верными оруженосцами рыцаря. Он смотрел на брошенные перед ним драгоценности равнодушно. Еще до штурма праведные пилигримы на святых мощах поклялись отдать все захваченное в общую казну для справедливого дележа. Рыцарь Андрэ де Дюрбуаз не собирался нарушать клятву, однако его внимание привлекла некая шкатулка, не кипарисовая, а как бы из меди, по крайней мере поблескивающая как медная, при