Надлежащий подход - Ирина Сон

мамой очень нравилось. Отец делал из цветков вкусный чай, а сосед – сладкий мёд, которым мы согревались зимой. Только тогда липа звучала более насыщенно. Здешние сосны перебивали аромат, придавали ему совсем другие, местами невкусные ноты.

– С того берега ветер приносит, – добавил возница. – Там темные чащобы, липам холодно, вот и цветут они поздно.

– В Кроме этого запаха нет, – заметил я.

– Так и лип ни в Кроме, ни рядом нет, – ответил мудрец.

Чарующий аромат успокаивал, наполнял мысли и душу надеждой на лучшее. А мне, потерянному в незнакомом мире, в компании недолекарей, очень не хватало этого чувства.

Я прикрыл глаза и позволил липовому духу заполнить меня до кончиков пальцев, чтобы он заслонил меня от всех мучительных раздумий о болезни, доме и собственной судьбе.

Жаль, продержалось это восхитительное ощущение покоя недолго.

Возница громко откашлялся, харкнул и сплюнул на обочину дороги, разрушив иллюзию.

– Тише! – зашикали на него женщины из повозки.

– Звиняюсь, – пробасил мужик, шмыгнул носом и затих.

Я поморщился, попытался вновь окунуться в липовый аромат, но возница еще несколько раз откашлялся, честно пытаясь сделать это тихо. Арант отвлекся от своих мыслей и велел мужику прокашляться по-человечески. Что тот с удовольствием и исполнил.

Я наблюдал за ним, а в голове вертелся тяжелый задыхающийся кашель Руслана. Астматические приступы были вызваны аллергией на что-то, что витало в воздухе лишь в середине и в конце лета…

– Арант, а у Крома Порядка липы растут?

Услышав мой вопрос, тот пожал плечами.

– Нет. Вроде не растут. Ни одну не видел.

– Почему?

– Не знаю. Не приживаются, наверное.

Ага. Понятненько…

Двое суток на лошади – это ужасно. У меня болело всё, что могло. Лошадиный пот, казалось, впитался не только в одежду, но и в мою кожу. Ночами я спал как убитый, а по утрам чувствовал себя, как поднимающееся из гроба умертвие – до того тело не хотело повиноваться.

С каждым часом Приморье становилось всё ближе и ближе, и страх натягивал мои нервы всё сильнее. Сказаться больным и повернуть назад? Но из Приморья до того пляжа рукой подать… И люди нуждаются в моей помощи. Но смогу ли я что-то сделать для них – большой вопрос, ведь они не примут методы двадцать первого века. Мои жалкие потуги растворятся в наплыве смертей, как капля в море. Наверное, стоило остаться в Кроме Порядка. Оттуда выйти было гораздо сложнее, но там и безопаснее. Хотя вряд ли. Там сотня глаз, в лаборатории царствует Пересвет Людотович, утаить там какие-то работы просто невозможно…

Мысли, сомнения, страх, долг – всё это мучило сильнее телесной боли. Я был на грани побега – даже не в Кром и трактир, а куда-нибудь в лес, подальше от людей. Лишь гордость удерживала меня рядом со служителями.

«И потом, может, всё не так уж и плохо, как рисует моё воображение?» – думал я в те минуты, когда страх притуплялся.

Но бояться постоянно невозможно. В конце концов мой разум подкинул здравую мысль сначала осмотреться на месте, приготовить сыворотку для себя, помочь служителям так, чтобы не выбиваться из их представлений о лечении, а там уже решать: сбегать или нет. Это меня успокоило.

На третий день пути я увидел на дороге нечто странное: протянутую вдоль обочины веревку с красными лоскутами. Кое-где она была оборвана и висела, как гирлянда. Лоскутки развевались среди сочной листвы, украшали лес тревожной яркой ноткой. Словно кто-то неумелый охотился на волков. По всей видимости, летучих. Часть веревки лежала поперек дороги. Видимо, кто-то хотел её перегородить.

Арант, сурово поджав губы, отдал команду:

– Сорвать! – и первым подал пример, соскочив с коня и смотав веревку с ближайшего куста.

Служители неохотно выбрались из повозки и принялись за дело. Возница флегматично зевнул. В темных глазах мужика сквозило неодобрение, но он молчал.

– Что это такое? – спросил я у него.

Он покосился на меня, помедлил, но ответил:

– Отгон. Так издревле отгоняли злого духа, который насылал болезнь.

– И который является обычным суеверием! – отрезал Арант, снова вскочив на коня и привстав на стременах, чтобы дотянуться до верхних веток. – Никакого духа болезни не существует, и это, – он дернул веревку так, что дерево хрустнуло и посыпались листья, – не помогает!

В его движениях сквозила какая-то нехорошая, личная злоба. Лоскуты безжалостно сминались в его огромных кулачищах, падали в пыль, чтобы тут же оказаться затоптанными. Послушники во главе с Годаной косились на него, но помогали.

– Не обращай внимания, – поймав мой озадаченный взгляд, прошептала Зденька. – Арант Асеневич – один из немногих, кто выжил в Великий Мор.

Я кивнул, поняв, что эти самые красные лоскуты когда-то породили в душе мудреца Порядка неизлечимую психотравму.

Мы останавливались еще несколько раз: Арант срывался при виде каждой веревки. Наконец служителям надоело, и они сделали ему внушение, что на деревьях может висеть что угодно и сколько угодно, поскольку вреда ничего не приносит и есть не просит, а они едут не ерундой страдать, а людям помогать.

Весь остаток пути мудрец краснел, бледнел, но больше не кидался на красные тряпки с видом разъяренного быка.

Приморье встретило нас запахом костров, которые тлели поперек дороги, и яркими красными тряпками, намотанными прямо на деревянный указатель с названием города. Ветер колыхал лоскуты, те развевались, закрывали часть букв, переименовывая город в многозначительное «Морье». Вдалеке, у кладбища, виднелось длинное черное пятно, от которого брело несколько согнутых фигур, таща за собой тачку. Я присмотрелся, защитившись ладонью от холодного солнца, и сглотнул. Длинное черное пятно было свежевскопанной землей… Братской могилой.

Перед тем, как вступить в город, я надел на лицо маску и защитил глаза самодельными очками из бересты. Вместо стекол в них были прозрачные полоски от пластикового пакета с зип-замком, в котором Регина хранила зубную щетку с мылом. Закрепил я их просто: наделал в бересте и пакете дырок, пришил друг к другу нитками, а потом приклеил поверх швов еще одну полоску бересты. Клей был самый элементарный: из смолы, хрящей и рыбных костей, и варили его на уроках домоводства.

Маска и очки вызвали у служителей Равновесия смешки и вопросы:

– Что это ты на себя нацепил?

– Так моя вера предписывает защищаться от болезней! – сурово отрезал я.

И ведь ни словом не соврал. Я был глубоко убежден, что очки и маска хоть немного, но помогут от передачи заразы воздушно-капельным путем. А при контактах с больными – мыло и кипячение.

В Приморье царила тяжелая тишина. Редкие прохожие при виде нашей группы радостно кланялись и по