Шутки богов. Поспешное решение - Хайдарали Мирзоевич Усманов

– Ты видел… – Это не был вопрос.

– Я видел. И чувствовал. – Андрей опустился на колени рядом, словно сам почувствовал – сейчас нельзя быть выше, нельзя быть неуважительным к этой тишине.

– Говори.

И Андрей рассказал. Про искажённую землю. Про деревья, изломанные, как искалеченные души. Про ощущение, будто там что-то дышит чужим дыханием, и особенно – про трещину, из которой поднимался дым, игнорируя ветер. Всё это старик молча слушал, не перебивая. И только его взгляд стал более тяжёлым, глубоким, как неподвижная вода в древнем пруду. А когда Андрей закончил, на некоторое время между ними наступила тишина.

– Ты чувствовал боль в воздухе? – Наконец-то выдохнул старик.

– Да. И чуждость. Будто там даже в воздухе… Яд…

– Это и есть яд. – Старик медленно прикрыл глаза. – Мир, в котором ты сейчас живёшь, не всегда был таким. Слишком многое изменилось, когда… – он на мгновение замолчал, – когда пришли чужаки. Не такие, как ты. Настоящие чужаки. Те, кто не пришли жить, а пришли – забирать.

При этих словах Андрей немного нервно сжал кулаки.

– Они не просто искажают поток… – Продолжал говорить старик. – Они разрывают саму ткань мира. Не силой – волей. Они не вплетаются в ритм. Они подменяют его. И как плесень – разрастаются. Эти трещины – их след. Их дыхание. И если мы не закроем их… То даже эта долина падёт. А с ней – и всё вокруг.

– Почему тогда она не напала на меня? Это… это же было вполне возможно.

– Потому что ты несёшь в себе живую энергию. Ты вкусил плод, который пробудил твою суть. Пока она сильна, ты – как факел в темноте. Но не забывай – даже огонь можно задуть, если ветер станет слишком сильным.

На это Андрей просто промолчал, так как банально не знал, что можно сказать в ответ. К тому же, он только сейчас понял, как дрожат его пальцы. Не от страха, а от понимания масштаба всего происходящего.

– Что мне делать?

– Ты – не воин. Пока что. Но ты уже стал частью этого мира. И он слушает тебя. А значит, ты можешь научиться закрывать разломы. Не кулаком. Созвучием. Ритмом. Гармонией. Но для этого… Тебе нужно будет очень хорошо подготовиться.

После этих слов старик медленно встал. Подошёл к святилищу, что располагалось у пагоды, в виде небольшой деревянной конструкции, где висели резные колокольчики, и достал оттуда старый свиток, завёрнутый в тряпицу, потемневшую от времени.

– Это – путь Слушающего. Старый, забытый. О нём помнят только здесь. Пройдёшь его – станешь не просто тем, кто чувствует. Станешь тем, кто лечит. Но прежде – научись не сгорать от того, что видишь.

Андрей осторожно взял это свиток. Он не знал, сколько времени займёт обучение. Но знал одно… Эта земля приняла его, как часть себя. И теперь он был ей обязан. Хотя бы тем, что банально выжил…

Время в долине стало иным. Оно перестало быть цепью дней и ночей – стало дыханием. Циклом. Глубоким, ритмичным, как удары сердца самой земли. Свиток, что Андрей принял из рук старика, был вовсе не инструкцией. В нём не было “как”… Не было привычных схем… Не было пошаговых упражнений. Только древние, выцветшие строки, больше похожие на стихи, ритмы, недосказанные притчи и загадки. Всё остальное он должен был вычесть – из природы. Из самого себя.

И когда он всё же взялся за него, тишина в долине показалась ему особенно плотной. Словно даже сама природа затаила дыхание. Даже ручей, вечно спешащий вниз с гор, на этом участке казался медлительным, как задумавшийся старик. Андрей сидел в тени кедра, перед ним лежал этот тонкий свиток, завёрнутый в тёмно-зелёный шёлк с вытравленным символом – сплетение волн и глаз, древний знак Слушателя. Старик, не называя ни имени, ни истории, лишь сказал:

– Ты готов. Но не жди от него слов. Это не книга. Это голос памяти. Он вплетётся – или разорвёт тебя.

С глубоким вдохом, Андрей развязал шелковую ленту и развернул свиток. Тонкая, как кожа, ткань… Шуршание старинной бумаги. А затем он увидел… Иероглифы. Одни – длинные, извилистые, как змеи… Другие – строгие, как молнии, ударившие в горный склон. Некоторые были вписаны по спирали, другие – в форме расходящихся волн. И едва открыв свиток парень понял, что они не просто стояли на месте – они дышали. Словно живые.

Решительно выдохнув, Андрей склонился ближе. Вдохнул – и ощутил, как с пергамента исходит вибрация, будто каждая чернильная линия удерживала внутри себя запертый смысл, готовый сорваться с цепи. Но он всё же сделал то, чему его учил старик – медленно открыл точку даньтянь, позволив собственной энергии вытечь из центра тела и потечь тонкими потоками вверх – по рукам, пальцам… В пространство над свитком. И тогда… Иероглифы вспыхнули. Сначала тускло, как тлеющий уголёк… Но затем они стали разгораться всё ярче. Каждая линия, каждый символ теперь уже пульсировали в ответ на его присутствие, словно радовался пробуждению.

Потом… Удар… Невидимая волна резанула по сознанию парня, как хлыст по глазам. Андрей не успел закричать. Когда его дыхание перехватило, тело напряглось, будто он падал в бездну. А иероглифы… Начали отрываться от материала свитка. Словно струи чернильного дыма, они начали подниматься в воздух и… Вплетаться в его собственное тело. Некоторые вонзались в грудь, другие – в живот, виски, даже ладони. Они не причиняли боли, но оставляли след – словно внутри его тела начинали гравировать новую структуру. Резьбу. Печать.

Он чувствовал, как в его меридианах возникают новые связки, образы, понимания. Словно кто-то, очень терпеливо, шептал:

“Ощущай. Не наблюдай – будь частью.

Слушай. Не ухо – сердце.

Когда тень движется без источника, знай – не ты следишь, но на тебя смотрят.”

Все эти образы, невыразимые словами, начали выстраиваться в внутренние схемы. Он видел, как потоки воздуха касаются кожи. Как у деревьев пульсирует сердцевина, как у птиц движется дыхание, а у земли – токи тяжёлого сна. И сейчас этот мир перед парнем не просто оживал – он пел, и его песня впервые начинала звучать внутри Андрея. Свиток медленно потускнел. Последние символы затихли и легли обратно на пергамент, будто устав от всего того, что уже сделали.

А внутри Андрея… Всё пело. Он чувствовал новое. Не силу… Не знания в привычном смысле… А состояние… Как если бы тысячи дней медитаций, вложенные в