Помещик 2 - Михаил Шерр

Моя чистая прибыль составила ровно одиннадцать с половиной рублей ассигнациями, а заработок Саввы — чуть больше тридцати двух рублей.

— Вильям, ты молодец! — англичанин расплылся в улыбке.

— Сэр, мне приятно, что вы оценили мою работу.

— Знаешь, Вильям, я начинаю сомневаться в правильности своего решения. Поварскому делу я могу научить и, причём быстро, хоть десяток человек. А вот сельхознаукам, которые ты знаешь, ни одного не смогу научить.

Улыбка сошла с лица Вильяма, и мне показалось, что он готов заплакать.

— Сэр, пожалуйста. Я почти на небесах, когда работаю на кухне у плиты. Но вы можете не сомневаться — я всегда буду выполнять ваши поручения по имению.

Вильям выглядел как маленький ребёнок, который весь день был идеальным, а потом облом с обещанным походом в магазин за игрушками.

— Не переживай, я же не помещик-самодур, который издевается над крепостными. Тем более что ты с женой свободные люди и вправе идти куда глаза глядят, — как только я сказал первые слова, Вильям стал на глазах меняться, и на губах появилась робкая улыбка.

Я шлёпнул его слегка по лбу и засмеялся.

— Посмотрю я на тебя, если ты рискнёшь не выполнить моё поручение. Будешь у меня, как папа Карло, пахать на двух работах. Вернее, даже на трёх.

Улыбка на лицо Вильяма не вернулась, её опередила маска изумления.

— Сэр, а какие три работы вы имеете в виду? И кто такой папа Карло?

В оригинальной сказке Карло Коллоди «Приключения Пиноккио. История деревянной куклы» столяра, который вырезал Пиноккио из полена, зовут мастер Антонио. Но он сразу же отдаёт своё ожившее творение своему другу, бедному шарманщику Карло.

Карло и становится для него настоящим отцом: даёт ему имя, продаёт свою куртку, чтобы купить ему азбуку, и бесконечно о нём заботится. То бишь вкалывает он ого-го.

Сказка Толстого была моей любимой, и когда я научился читать, то это была самая первая прочитанная книга. А потом и итальянская сказка.

Я эту сказку так любил, что родители специально искали перевод Казакевича. А то, что Коллоди написал, вернее напишет её только лет через сорок, не принципиально. Он реально сам ещё только-только перестал их слушать.

И Пиноккио он не из пальца высосал. Там была какая-то итальянская история или легенда.

Но про папу Карло я объяснять Вильяму не буду. А вот про три работы расшифрую.

— Первая — это твои консультации и работа, например, во время уборочной. Это ты мне отдаёшь должок за своё спасение от саксонских бюргеров. Согласен?

— Конечно, и я же не отказываюсь. Но, сэр…

Я властным взмахом руки прервал англичанина.

— А две других ты сам себе нашёл. Я тебя тащил под венец или ты по доброй воле пошёл? Да ещё и счастлив от этого?

Ошарашенный Вильям быстро затряс головой, соглашаясь.

— Да, да, сэр. Вы совершенно правы.

— А третья работа, которая пока только в планах, оказывается чуть ли не твоей мечтой, — я прищурился и постарался закончить с грозным видом. — Или что, на кухне у Пелагеи ты не по своей воле?

— По своей, сэр, — Вильям рассмеялся, наконец-то сообразив, что я просто его подкалываю.

— Мои планы о вашей кулинарной деятельности не меняются. А когда будет надо, тут уж, — я развёл руками, — и на поля будешь приезжать, и не забудешь дорогу на скотный двор.

— Конечно, сэр, конечно. Не сомневайтесь, — ещё раз заверил меня Вильям.

— А теперь давай серьёзно поговорим. Твой отчёт хорош, нет слов. Но ты должен ещё раз обойти скотный двор, пообщаться с Пантелеем и его артелью. О Фроле, думаю, у тебя уже мнение составилось. И сделать всё это надо как можно быстрее. В арендованном доме в Калуге уже строительная артель работает. А ты вроде как будешь там всем заправлять, так что шевелись и готовьтесь к переезду в Калугу.

Идея с переездом Вильяма с Маней в Калугу пришла мне в голову буквально только что. И странно, что она не посетила мою головушку раньше. Это же совершенно логично. Есть, правда, одно «но».

С выяснением положения с этим «но» надо просто побеседовать с Пелагеей — насколько они готовы к самостоятельному плаванию.

Это я сделаю вечером во время или даже после ужина, а сейчас пора идти к Пантелею и компании. Вильяма я возьму с собой, по-русски он уже прилично балакает, так что поймёт, о чём речь будет идти.

— Пойдём, Вильям, к Пантелею. Познакомимся и присмотримся, что за люди.

Новые жители Сосновки, к моему удивлению, уже практически устроились на новом месте. В избах везде порядок, всё убрано, разложено по своим местам, и все дружно наводят порядок на своих приусадебных участках и улице вдоль домов.

Со мной они естественно поздоровались, дружно поклонившись, но без подобострастия, а даже с каким-то чувством достоинства. Мне это очень понравилось.

— Как вы, Пантелей, быстро справились с устройством на новом месте, — не сдержав своего удивления, спросил я.

— Так мы же, Александр Георгиевич, на старом месте постарались расторговаться. Чего таскать телегами всякий ненужный скарб. Самое необходимое взяли, а ложками да котелками мы и здесь обзаведёмся. Чай, в Калуге лавки да магазины есть.

Такое отношение к своему имуществу в XIX веке меня поразило, хотя для XXI веке оно очень даже приемлемо.

Приехавшую публику я познакомил с Вильямом и сказал, что он иностранный специалист и часто будет с ними консультироваться.

— Александр Георгиевич, — немного озадаченно спросил Пантелей, — а он по-русски говорит?

— Ещё плохо, но его жена — внучка нашего старосты, и он успешно изучает русский.

— Это как? — ещё больше удивился Пантелей.

— Любовь с первого взгляда, раз — и готово. Причём заметьте, — я сделал паузу, подчёркивая значимость моих последующих моих слов, — взаимно. Пришлось всем соглашаться: мой басурман принял Святое Крещение и под венец.

Конечно, здесь я немного передёрнул, но это не важно. Суть в главном правильная.

— Это надо же, — покачал головой Пантелей. — У нас так не принято. Родители или барин решают.

— А если совсем не люб или не люба?

— Старики говорят: стерпится — слюбится.

— А вот себя представь: тебе мила другая, а велят жениться на другой, которую ты видеть не можешь.