Дневник времён заразы - Яцек Пекара

понравиться, что у них есть конкурент в грабеже подданных. Впрочем, говоря откровенно, тонги в целом были разумны. Они, правда, облагали данью почти всех, но не перегибали палку с высотой требований, справедливо полагая, что овец следует стричь, а не резать. Может, еще помнили, как много лет назад в Хез-Хезроне доведенный до отчаяния цех мясников устроил тонгам бойню как на улицах, так и в резиденциях и укрытиях преступников. Откуда цех знал, куда ударить, чтобы было больнее всего? Ну что ж, местный отряд Инквизиции тоже тогда решил, что пора проветрить город, и тактично поддержал достойных горожан. Тонги надолго запомнили этот урок, тем более что мясники расчленили всех их предводителей, не утруждая себя предварительным их умерщвлением или оглушением. Те, кто видел дергающиеся, окровавленные и воющие туловища бывших правителей города, говорили, что это было зрелище, которое трудно забыть. С тех пор тонги предлагали свои услуги на значительно более приемлемых условиях. Но, конечно, не только сбором налогов на охрану, как остроумно называли эти выкупы, занимались тонги. Они контролировали азартные игры, проституцию, давали ссуды. При этом они пользовались среди бедняков довольно хорошей репутацией, потому что у бедных они как раз ничего не отбирали, а наоборот: могли, например, открывать для них бесплатные столовые или помогать пожертвованиями. Поэтому для любой, самой подлой и грязной работы у них всегда была целая толпа желающих, а городским властям, в свою очередь, с трудом удавалось уговорить кого-либо доносить на тонги. Ну вот такие-то и были дела с тонгами. А теперь один из членов этого негодяйского общества хотел со мной поговорить…

— Во веки веков, аминь, — с серьезностью ответил я, и он склонил голову, и только теперь сказал:

— Да будет прославлен Иисус Христос.

— Не желаете ли присесть рядом со мной? — предложил я. — Я как раз размышляю над одним из фрагментов Священного Писания и подумал, что, может быть, у вас есть желание присоединиться к размышлениям и дискуссии.

Он присел на скамью передо мной легко, как кот, так же, как и я, на самый ее край.

— Что же это за фрагмент? — спросил он.

— Вот, обращу лице Мое на вас во зло вам, и истреблю всех людей. Падут от меча, от голода, и погибнут от малого до великого, и будут проклятием, ужасом, поношением и поруганием, — ответил я.

— Книга Иеремии. — Он кивнул. — Если уж о ней речь, то в ушах у меня звенят слова: Не убежит самый проворный, и не спасется самый сильный.

А вот, пожалуйста, тонги прислали ко мне хорошо образованного посла. Это мило с их стороны, что мне не пришлось иметь дело с каким-нибудь головорезом, с трудом способным выговорить собственное имя, да и то только тогда, когда ему напоминали первый слог. Мы оба мгновение молчали, и наконец он начал:

— Как вы, вероятно, догадываетесь, мастер, я был послан к вам одним почтенным обществом, объединяющим граждан, глубоко обеспокоенных состоянием нашего города и полностью преданных служению ему и его жителям.

Да-а-а… даже остроумно это было. Конечно, в действительности единственным, чему служили тонги, были сами тонги. Но я знал, что их члены иногда любят рядиться в перья бескорыстных благодетелей. Иногда мне даже казалось, что некоторые из них начинают в это верить. Но я не имел с этой конфратернией преступников так много дел (и слава Богу!), чтобы быть уверенным именно в этой оценке.

— Я должен поделиться с вами весьма печальной новостью, мастер Маддердин, — продолжал он, на этот раз явно удрученным голосом.

Когда посланник тонгов говорил о весьма печальной новости, это звучало не слишком обнадеживающе.

— Прежде чем вы начнете рассказывать, откройте мне, на милость, почему именно я удостоился подобного внимания со стороны вашего почтенного общества? — спросил я.

Он снова кивнул, на этот раз, однако, так, словно благодарил меня за заданный вопрос, который счел исключительно уместным и полезным.

— Мне кажется, что именно вы сейчас являетесь главой городского отряда Святого Официума, не так ли? — Он неподвижно на меня смотрел. — Учитывая отсутствие ваших начальников…

К сожалению, так и обстояли дела. Можно было, конечно, задуматься над некоторыми юридическими нюансами и порядком старшинства, но я сам, отнюдь не желая этой сомнительной и кратковременной привилегии, понимал, что, к сожалению, мне будет трудно от нее уклониться.

— Это лишь временное замешательство. Мои начальники скоро вернутся, — решительно заявил я.

— Нет, не вернутся, — ответил он. — И об этом я как раз и должен с вами поговорить.

Это прозвучало уже не только интригующе, но и прямо-таки угрожающе. Почему мои товарищи не должны были вернуться в город?

— В таком случае я весь во внимании, — вежливо сказал я.

— Наш город будет закрыт, мастер Маддердин, — объявил он так тихо, что если бы кто-то даже подслушивал нас с соседней скамьи, до его ушей дошел бы лишь неразборчивый шепот. — Закрыт из страха перед распространением эпидемии кашлюхи. Будет издан запрет на пересечение городских стен, нарушение которого, скорее всего, будет караться виселицей…

Я смотрел на него с изумлением. Я, конечно, не спрашивал, откуда у него подобные сведения, потому что, во-первых, он бы мне этого наверняка не открыл, а во-вторых, на самом деле я и не хотел знать подробностей.

— Но ведь это всего лишь кашель, — наконец заметил я.

— Слишком много людей начало болеть и умирать от этого кашля, — ответил он. — И кто-то очень испугался, чтобы зараза не распространилась на всю Империю.

Я мгновение молчал.

— С тем же успехом можно пытаться закрыть дым от костра в коробку, — ответил я, а затем прищурился. — Но ведь дело не в этом, правда? Дело в том, что кто-то очень не любит наш город… — догадался я.

Он мгновение молчал.

— И мы размышляем над различными причинами, которые могли привести к принятию решения столь сурового и столь одновременно неожиданного, — признал он.

— Этот эдикт издаст князь-епископ, не так ли? — спросил я.

Посланник тонгов едва заметно на мгновение прикрыл веки.

— Три года назад спор Его Преосвященства с городским советом Вейльбурга о пошлинах и правах на продажу соли дошел до самого императорского двора, — вспомнил я. — И епископ вовсе не добился того, чего хотел, несмотря на большие усилия.

Мой собеседник слегка улыбнулся.

— Ход нашей беседы убеждает меня в том, что хорошо, что именно вы, мастер Маддердин, а не кто-либо другой, будете командовать инквизиторами в столь трудное для всего города время, — заявил он очень учтивым тоном.

Конечно, он желал, чтобы его слова пощекотали мое тщеславие, но, вероятно, не знал, что я принадлежу к тем инквизиторам,