Наследие древнего - Александр Четвертнов

А значит, пусть выиграют мне время. Тем более я уже дал им подсказки.

Перед внутренним взором открылось переплетение моих магических каналов. Они переплелись, скрутились, опутали резервы стихий и энергий, и я принялся их распутывать.

Первый, второй, третий из тысячи. Дело шло медленно, слишком медленно. Магию, чтобы просто видеть свою ауру, я черпал из Коли. Слуга уже через несколько секунд, даже при большом желании, не мог шевелиться и говорить. Я забирал из него всё, что когда-то дал ему. И, если придётся, заберу всё до капли, иначе здесь погибнут все. Хотя, мы и так можем погибнуть. Слишком медленно всё распутывается.

В глазах уже рябило от светящихся нитей каналов. Я не понимал, сколько времени прошло в медитации. Не понимал, но не пытался вернуться обратно. Сделана только половина. Ровно половину каналов я распутал, разгладил, убрал зажимы. Надо было сделать это дома, но, кто же знал⁈

Силы от Коли приходило всё меньше. Мне осталась где-то треть, но запасов слуги могло не хватить. Жаль, хороший слуга. Не самый лучший, какой у меня был за века жизни, но и не худший. Забавный. Ничего, позабочусь о его сестре. Думаю, он будет рад такому концу. Тихо, спокойно, а, главное, смысл его жизни исполнен. Надя исцелена, у неё будет будущее.

Осталось всего шесть каналов. Самые важные, самые главные. Расправлю их и всё, сделано дело. Вот, первый, встаёт на землю. Вот второй, подключается к воде, третий, к жизни.

Внезапно у меня открывается магическое зрение. Вижу, как вокруг фонтана носится Василий, машет клыком. Как что-то кричит Шальная, вокруг которой столпились её бойцы. А над всеми нами парят десятки крылатых тварей.

Вот четвёртая нить включает огонь, живая изгородь разлетается и к фонтану рвутся две гориллоподобные твари. В них вонзаются заклинания. Отбрасывают их в стороны. Сверху пикируют черепа.

Пятая нить ставится на воздух. У меня почти нет сил. Запас Воли уже кончается. Энергии Коли не хватает, осталась капля. Нет, пофиг, горгону мне в жены, а Геру в тёщи, я никогда не сдаюсь. Я Великий маг! Повелитель Молний! Моя Воля НЕПОБЕДИМА!

Василий метает клык в тварь, что мчится ко мне по воздуху. Она разлетается на дымные клочки, но, внезапно, с тыла выскакивает гигант. Прыгает в фонтан…

Капля сил Николая кончилась. Он умер. Шестой канал встал на движение. Аура расправилась. Заставила зажмуриться всех на поляне. Отшатнуться. Эфир хлынул пьянящим потоком. Словно бочку с пивом прорвали и оно стало залетать в меня через гигантскую воронку. Каналы распрямились.

Тварь в фонтане сгорела одновременно с первым вдохом Николая. Энергии смешались с эфиром и летающие твари над поляной испарились.

Усилием мысли я вырвал из рук Василия клык тифона. Подпрыгнул вверх и пронёсся к крыльцу усадьбы. Полные резервы просили выхода всё время. Теперь у них были здоровые каналы, и сила лилась из меня, как лава из жерла вулкана. Сила Архимага, это я уверен, даже больше.

— Фас его, Фас! — закричал Огонь-Догоновский, он всё ещё стоял на крыльце, только теперь его лицо исказилось ненавистью и удивлением. Потому что увидело меня, а затем, потому что голова слетела с плеч и покатилась в сторону. Воздушное лезвие пробило его защиту и снесло её напрочь.

Волна эфира с энергиями вспышкой прокатилась по всей усадьбе и саду. Твари исчезли, воронка свернулась. Я занёс руку с клыком над вторым мужиком. Он сжался, закрылся ладонями.

— Кирилл, оставь его живым! — разнёсся сзади голос Бестужева, — он нужен мне.

Живым, так живым. Кто бы он ни был.

Я пожал плечами, пнул мужика ногой, от чего он распластался на мраморе, и повернулся к союзникам.

Только теперь я заметил, что вокруг моих кулаков светится белым заревом энергия жизни, а по телу и плащу пробегают сотни маленьких молний.

Упс. Увлёкся. Дорвался до силы и увлёкся. Я перевёл взгляд на Бестужева и Шальную. На их вытянутые от удивления лица.

— Дедушка показал пару родовых приёмов, — развёл я руками, убирая магию, отходя от горячки боя. — Прошу в усадьбу, — я сделал приглашающий жест, — она ваша.

* * *

Дым медленно рассеивался над разрушенной усадьбой. Я стоял на мраморных ступенях парадного входа, оглядывая последствия штурма. Колонны были изрешечены пулями, витражи выбиты, а дорогая лепнина осыпалась на землю белой крошкой.

Бой закончился, но запах пороха всё ещё висел в воздухе. Бестужев с Шальной куда-то подевались, они не ломанулись в усадьбу, как я предполагал, а стали проверять своих людей. Потому моё внимание переключилось на детали, до которых мне не было дела во время боя.

— Господин, — Василий подошёл ко мне, стряхивая с плеча осколки стекла. — Периметр зачищен. Потери минимальные.

Я кивнул, не отрывая взгляда от пробоин в стенах. Огонь-Догоновский построил себе настоящий дворец — четыре этажа, парк с лабиринтом, искусственное озеро. Теперь всё это напоминало поле битвы после артобстрела.

— Где Бестужев? — спросил я, поднимаясь по ступеням.

— Допрашивает пленных в саду, — ответил Василий. — Сказал, что вам нужно обыскать дом.

Я остановился перед массивной дубовой дверью. На ней красовался герб Огонь-Догоновских — золотой феникс в языках пламени. Пули проделали в гербе несколько дыр, превратив гордую птицу в решето.

— Документы, — ответил я коротко. — Всё, что поможет понять масштаб заговора.

Дверь поддалась с первого толчка. Замок был разбит ещё при штурме. Я шагнул в холл и замер.

Мраморный пол расстилался подо мной зеркальной гладью. Хрустальная люстра размером с карету висела под расписным потолком. На стенах — портреты предков в золочёных рамах. Их строгие лица смотрели на разгром с укором.

Повсюду валялись обломки — осколки ваз, куски мебели, разорванные книги. Штурмовики не церемонились с интерьером.

— Коля, бери троих и осматривай первый этаж, — скомандовал я. — Ищите сейфы, тайники, всё подозрительное.

Николай уже отошёл от второй смерти. Кивнул и увёл группу в правое крыло. Я направился к парадной лестнице, ведущей на второй этаж.

Ступени были широкими, мраморными, с резными перилами. Каждая деталь кричала о богатстве хозяина. Огонь-Догановский не экономил на роскоши — видимо, предательство хорошо оплачивалось.

На втором этаже располагались жилые покои. Длинный коридор с высокими окнами тянулся в обе стороны. Портреты на стенах были меньше, но не менее претенциозные. Один особенно привлёк внимание — сам Василий Сергеевич в парадном мундире, с орденами на груди.

Самовлюблённый ублюдок даже себя увековечил.

Первые комнаты оказались гостевыми. Мебель под чехлами, окна зашторены. Дальше