Рассвет русского царства. Книга 2 - Тимофей Грехов

И в какой-то момент я нанёс мощный рубящий удар сверху. Он подставил шпагу, клинки столкнулись, и я услышал треск.

Его шпага не выдержала. Сломалась возле самой гарды, куда я попал своим клинком. Альфонсо замер, глядя на обломок в руке.

И я не стал ждать. Шагнул вперёд, сабля описала дугу…

Лезвие вошло в шею.

Альфонсо застыл, выронил обломок шпаги. Руками схватился за горло, сквозь пальцы хлынула кровь. Он упал на колени, потом завалился на бок.

Толпа молчала и все смотрели на меня. Я же как в чём не бывало посмотрел на свою рубаху, где был разорван рукав и выступало пятно крови.

— Вот же… — выругался я вслух. — Новую рубаху порвал.

Кто-то в толпе хмыкнул. Потом ещё один. Потом раздался смех.

Шуйский хохотал громче всех.

— Ну и кто там мне не верил? — крикнул он. — Говорил же, что силён!

Князь Бледный подошёл ко мне, посмотрел на тело Альфонсо, потом на меня.

— Хорошо дрался. Альфонсо был мастер шпаги. — Он указал на тело испанца. — А ты его уложил.

Я кивнул, вытирая саблю о его же край плаща.

— Он хорошо владел клинком. Даже очень, — ответил я, кивнув на рану на руке.

Глава 9

Дорога до Москвы заняла полторы недели. Я ехал верхом на Буране и Ярослав, к моему удивлению, тоже пересел на коня. Похоже, трястись в телеге ему тоже осточертело. Его нога всё ещё побаливала, но он держался в седле уверенно.

Из Нижнего Новгорода сопровождать нас выехало сорок семь воинов. Но всё равно полностью расслабиться не получалось.

Позади нас, на почтительном расстоянии, ехали мои холопы, Ратмир и Глав. И их арбалеты всегда были взведёнными.

— Митрий, — окликнул меня Ярослав с лёгкой усмешкой. — Ты всё время оглядываешься. Ждёшь новых гостей?

— А ты нет? Мне кажется, после того, что произошло, будет неправильно расслабляться.

Ярослав пожал плечами.

— Знаешь, Дим, я тоже поначалу нервничал. Но потом подумал, что если суждено, то суждено.

— Жить одним днём что ли? — скептично изогнул я бровь.

— Хм… Ну, можно и так сказать. Просто слышал, как отец Варлаам разговаривал с одним из холопов у нас на дворе. Он сказал, что Бог отмерил каждому свой отрезок жизни на Земле.

— Дай, угадаю, — улыбнулся я. — И там говорилось, что это отведённое время нужно прожить достойно, терпеть все тяготы своей жизни и тогда в раю ему это зачтётся?

— Да, — серьёзно ответил Ярослав. — А ты считаешь иначе?

Прежде чем ответить, я немного подумал. Ведь легко можно оказаться еретиком.

— Отец Варлаам наверняка мудрый. Но мне не нравится думать, что моя судьба кем-то предначертана.

— Как же…

— Давай закроем тему, — попросил я у Ярослава. — Честно, я не готов к такому разговору.

Некоторое время мы ехали молча, и вдруг я заметил, как по краю дороги мелькнула тень. Инстинктивно напрягся, и вроде бы Ярослав тоже. Причём, если я просто положил руку на саблю, то он вытащил её уже на половину. Однако, тенью оказался лишь олень, перебегающий дорогу.

— Нервный ты какой-то стал, — шутливым тоном сказал я. — Раньше ты не был таким.

— Ну тебя… — убирая клинок обратно, проворчал Ярослав.

— Митрий, — подъехали ко мне Ратмир и Глав, — можно мы попробуем подстрелить оленя?

Я посмотрел на Ярослава. Мы ещё не покинули земли, принадлежащие его отцу.

— Ты не против?

Он немного подумал.

— Нет. Пусть пробуют.

Глав и Ратмир ухмыльнулись, поклонились и, пришпорив коней, погнались за оленем, который бежал в сторону реки.

Вскоре я потерял холопов из виду, как вдруг Ярослав снова заговорил.

— Слушай, а давай устроим тренировочный бой?

Я посмотрел на него с сомнением.

— С твоей ногой?

— С моей ногой всё нормально, — отмахнулся он. — Она почти не болит.

— Ладно, — кивнул я. — Только не жалуйся потом.

Вечером мы остановили лошадей и спешились на небольшой поляне. Мои холопы вернулись без оленя. Убежал он от них в болото, и они не стали преследовать его там. Так что с парным мясом вышел облом.

Холопы сразу начали разбивать лагерь. Мы же, пока не стемнело, решили немного размяться.

Шуйский посмотрел на нас с интересом.

— Что там у вас? — крикнул он.

— Саблями хотим помахать, дядя! — ответил Ярослав. — Кости размять!

— А-а-а, ну-ну, — усмехнулся Шуйский. — Ладно. Эх, хорошо быть молодым. Только кольчуги наденьте, не хватало вам покалечиться, а то придётся снова в Нижний возвращаться.

Дружинники с интересом начали подходить к нам. Мы же с Ярославом встали друг напротив друга. Я взял свою саблю, он — свою. Вокруг нас собрались почти все, кто с нами ехал. Даже отец Варлаам и Алёна с нянюшками.

— Начали, — сказал Ярослав и сразу пошёл в атаку.

Он был быстрым, это я сразу отметил. Я парировал, отступал, искал момент для контратаки. У меня уже было несколько возможностей для контратаки, но я не торопился, ожидая, когда он начнёт уставать. Ему не хватало… грязи. Той самой боевой грязи, когда ты бьёшь не по правилам, а на поражение. Григорий же вбивал в меня эту науку последние три года, и… мне кажется, прогресс у меня был неплохой.

Ярослав атаковал, я парировал. Я видел все его движения наперёд, читал их по положению тела. И когда он замахнулся для мощного удара сверху, вложив большую силу, я не стал парировать, шагнул ему навстречу, подставив свой клинок под его, и одновременно развернулся, подставив ему подножку.

Он не ожидал такого, потерял равновесие и с грохотом рухнул на траву, выронив саблю.

— Кхм… — прокашлялся он, лёжа на спине и глядя в небо. — Нечестно. Это не по правилам.

— Друг мой, если бы я сражался с Новгородцами по правилам, лежал бы сейчас в сырой земле. — Я сделал паузу. — Если ты вспомнишь, Глав убил вашего противника, метнув в него нож, и тогда я не помню, что ты ему говорил про честность.

— Эм… — успел сказать он. Но продолжить не успел, потому что заговорил Шуйский.

— Племяш, Митрий всё правильно говорит. В бою нет правил. Либо ты, либо тебя. Третьего не дано. — И чуть тише буркнул. — Я думал, уж ты-то это понимаешь.

— Ладно, твоя взяла, — признал Ярослав, принимая мою руку, чтобы подняться.

Вокруг раздались смешки и одобрительные возгласы дружинников. Но один из них, здоровый мужик лет тридцати, которого я позже узнал, как Тихона, подошёл ближе.

— Митрий, — сказал он с лёгким вызовом в голосе. — Не откажешь в чести поучить и меня. — В его голосе не было откровенного